Солнце для мертвых глаз
Шрифт:
После того как бабушка ушла в дом, Тедди еще некоторое время сидел в машине, глядя на ее дом. Дом принадлежит ей, в этом нет сомнений, Агнес его не арендует, он не предоставлен ей в пожизненное владение, он принадлежит только ей, и она может распоряжаться им как пожелает. Или никак не распоряжаться, просто умереть и оставить в наследство. Дом, который станет его по праву, который можно будет продать. Это совсем не то, что коттедж «Оркадия», который попал к Тедди неясными путями, в котором можно жить, но все равно не принадлежит ему.
Он вернулся в коттедж «Оркадия». Там было пусто. Франсин ушла. Тедди ожидал этого, она сказала, что уйдет, и пообещала вернуться к шести. Тут он вспомнил, как говорил, что сделает для нее ключ. Для этого не надо было заводить «Эдсел», ради такой мелочи не стоило гонять машину. Тедди перешел на другую сторону Гамильтон-террас, вышел на Мейда-вейл и направился к Эджвар-роуд, где располагались мастерские металлоремонта. Франсин не стала бы соглашаться на то, чтоб он сделал для нее ключ, если бы не собиралась остаться.
Мастер осмотрел ключ и сказал, что не сможет скопировать его. Это обычная проблема с такими ключами. Нужно обращаться к производителю замка. Тедди попытал счастья еще в двух мастерских, но и там ему сказали то же самое. Он не расстроился, это не имело особого значения, ведь у них с Франсин было по ключу. Главное – что она захотела иметь ключ, потому что собирается вернуться.
По соседству с мастерской находился магазин, в котором торговали «почти новой» одеждой. Тедди вспомнил магазин Ноэль и тот день, когда зашел туда в поисках Франсин. Но тот был значительно выше уровнем, чем этот. Глупо рассчитывать, что на Эджвар-роуд будет продаваться дизайнерская, пусть и бэушная, одежда, зато в других, более престижных районах Лондона таких мест достаточно. К тому же такую одежду сначала надо купить, прежде чем сдавать на продажу.
На обратном пути поднялся ветер и принес с собой ливень. Когда дождь немного утих, Тедди достал зеркало из багажника «Эдсела» и, пройдя через двор, занес его в дом. Почему бы не повесить его туда, где раньше висел натюрморт Элфетона? Крюк на месте, мощный крюк, ввинченный в стену, а не вбитый. Тедди повесил зеркало, подровнял его – он ненавидел криво висящие зеркала и картины – и отступил на шаг. Выглядело оно хорошо. Тедди опасался, что оно окажется слишком современным для этой комнаты, будет слишком сильно контрастировать с остальной мебелью, однако оно отлично вписалось в интерьер. В нем отразились картина, висевшая напротив, и растение, свисавшее из настенной вазы.
Он поднялся наверх, в спальню. Неудивительно, что Франсин не нашла ничего приемлемого для себя в этом шкафу. До чего же жутко одевалась Гарриет! Однако с первого взгляда видно, что одежда очень дорогая. На ярко-розовом с черным костюме виднелась этикетка Лакруа. Шуба из чего-то желтого в пятнах на ощупь казалась настоящей, вечернее платье с корсажем, похожим на корсет, было отделано синими, красными и желтыми камешками.
Нельзя, чтобы Милдред или кто-то из соседей увидел, как он выходит из дома с охапкой одежды Гарриет. Он поискал чемоданы и нашел один в бельевом шкафу на лестничной площадке. Если Тедди выйдет с чемоданом, то все решат, что он просто гостил в коттедже «Оркадия» и теперь едет домой.
Ветер усилился; резкими порывами он срывал листья с деревьев и поднимал их высоко вверх. Из-за дождя стемнело раньше времени. Машины ехали с включенным светом, поэтому Тедди тоже включил фары на «Эдселе». Повернув на юго-запад, он вместе с «Эдселом» влился в поток машин, которые мучительно медленно продирались сквозь мокрую зимнюю взвесь. На капот то и дело падали листья, яркие, как тропические птицы, красный пластиковый пакет спланировал на лобовое стекло, чтобы тут же быть отброшенным «дворниками».
– И Тедди спас тебя? – сказала Холли. – Как романтично! Правда, романтично, Крис?
– Я бы тоже так поступил, хотя маловероятно, что твоя мама тебя бы заперла.
– Такая возможность тебе никогда не представится. А вот Тедди представилась.
Франсин находилась в квартире Холли в Килбурне, куда приехала десять минут назад. Беспорядок, запах китайских свечей, ароматических масел и сигарет, стоящие повсюду пустые, но грязные чашки и тарелки – все это действовало на нее в высшей степени умиротворяюще. Она сидела на полу, на горе подушек, шалей и покрывал, думала, как здорово сидеть на полу, и недоумевала, почему упустила из виду такой приятный и уютный способ расслабления.
Словно прочитав ее мысли, Холли сказала:
– Ты так много упустила, правда? Я очень надеюсь, что ты с этим покончила.
Это было не так-то просто. Но с подачи Холли все всегда выглядело элементарным. Франсин не рассказала о том, что произошло предыдущей ночью, и рассказывать не собиралась. В конце концов, изнасилования не было. До Тедди не дошло, и, следовательно, о случившемся можно забыть, переступить через это. Франсин подумывала о том, чтобы рассказать Холли, Кристоферу и Джеймсу, который только что пришел и принес с собой бутылку шампанского, о коттедже «Оркадия», о работе, которую делал там Тедди, и о том, что его пустили туда жить, но потом отказалась от этой идеи. Возможно, ею руководили нелепые подозрения и буржуазные предрассудки, но вся эта история с коттеджем вызывала у нее тревогу. Она считала, что им, или, во всяком случае, ей, не следует там находиться.
Джеймс разлил шампанское. Он, кажется, отлично наловчился открывать подобные бутылки, потому что не пролил ни капли.
– Выпьем за твое освобождение, – сказал он.
Все выпили за нее и за Тедди, которого, как сказала Холли, надо нарядить в доспехи и усадить на белого коня. А где он, кстати? Почему не пришел с ней? Франсин ответила, что он на работе.
– Забавно, что Джулия так и не позвонила нам, – сказал Кристофер. – Ну, то есть это было бы в ее репертуаре, правда, Хол?
Холли кивнула.
– Она не знает, что Тедди спас тебя. Она, наверное, думает, что ты выбралась сама. Или нет, скорее всего она считает, что ты позвонила мне, я приехала, и ты сбросила мне из окна ключ. Так почему же она не позвонила?
– Потому что боится признаться, – сказал Джеймс, – что в конце двадцатого века заперла свою падчерицу в спальне. Все это характеризует ее как жестокую и глупую.
– Безжалостную.
– Кровожадную.
– Безумную.
– Она действительно немного безумна, – сказала Франсин. – Я это уже давно подозреваю. Но ведь невозможно сказать психотерапевту, что он псих, точно так же как нельзя сказать врачу, что у него… гм… ветрянка.