Солнце, море... Дирижабль
Шрифт:
– Жизнь меня проиграла стуже. И смерти я не нужен. Сдавай, мальчик. Я принимаю ставку.
Замелькали тонкие руки. В этих движениях уже не было и следа той неловкости. Карты порхали в воздухе роем бабочек. Ричард не отрывал взгляда от тёмных провалов на месте глаз Гая. Пламя свечи не могло осветить даже себя и мир тонул в этой чернильной тьме. На стол легли две карты, но Ричард к ним даже не прикоснулся.
– Ставка? – Голос не принадлежал ребёнку, но Гринриверу было плевать.
– На всё. – Ричард держался за свет свечи остатками воли. Утих азарт. Пропала ярость. Даже тени сожаления не было в голосе.
– Всё?
– Всё.
– Карты. Что тебе сдали, Ричард, взгляни на карты! – Казалось, вопросы задавали люди на площади, что уже растворились в полной темноте.
– А в этом есть какой-то смысл? – Ричард прошептал ответ, сам не зная кому он шепчет.
– Ричард, вы обязаны запомнить всё. Доложите о том, что вас убило. Не отворачивайте голову, Ричард, посмотрите карты! – Властный голос Ульриха, первого императора людей, заставил Ричарда вздрогнуть. Он до дрожи боялся бессмертного старика. Но страх не дал ему исполнить приказ. Всегда эти приказы оканчивались кровью, болью и позором.
– Ученик, уродец, ублюдок, взгляни на карты, дай насладиться твоим позором. Только подумать, безвольный тюфяк проиграл себя в карты! – Тьма говорила голосом старого Роберта. Но Ричард презирал учителя. Тот, кто родился в грязи и пытал по приказу, не может приказывать истинному аристократу. И презрение не дало ему послушать приказ.
– Сын, не отворачивай голову. Ты должен видеть удар. Должен видеть, что тебя убило. Гринриверы никогда не праздновали труса! Встречай поражение с открытым взором. Посмотри карты! – Голос отца раздался у самого уха. И молодой человек вздрогнул. В ногах поселилась слабость, а ладони вспотели. Он уже два года не разговаривал с отцом. Отец долгое время был для него богом. Ричард ненавидел отца. За то, что у того не нашлось любви и гордости для младшего сына. И ненависть сковала тело Ричарда. Он ослушался.
Голоса смолкли.
На стол легло пять карт. Одна за одной.
– Ричард, вот и всё. У этой истории должен быть финал. Ты всё-таки нарвался. Ты разочаровал меня, твое графейшество. Ты так слаб и так труслив, что не можешь даже проиграть толком. Надеешься вывернуться в последний момент? Или что я тебя спасу? Ну же, посмотри карты! – раздался голос Салеха. Столько властности было в голосе Рея, что Ричард потянул руку вперед. Коснулся карт. И плавно опустил ладонь обратно на стол. Просто потому, что Гринриверу было плевать. Равнодушие остановило руку.
Ричард закрыл глаза. И потянулся к картам.
Потому что Ричарду было плевать. И в первую очередь на то, что он кого-то там разочаровал. А ещё он точно знал, что Рей Салех лежит под столом и ни слова не может произнести. А если бы мог, он бы услышал не голос, а звук взводимого курка. Или проклятия.
Карты легли рубашкой вниз. Ричард крепко сжимал глаза.
– Что у вас за комбинация, Гай?
– Открой глаза и посмотри! – Из голоса легата пропало равнодушие. Смятение?
– Говори. Говори или я аннулирую все свои клятвы!
– Стрит флеш. Пять карт, от восьмерки до дамы червей. – Что-то происходило, там в темноте, потоки воздуха то и дело касались лица молодого человека. Что-то до ужаса интересное. Важное…
– И что за карты у вас, Гай?
– Восьмёрка и десятка червей. – Кажется, легат задыхался.
– А какие карты у меня, Гай? – Голос Ричарда, напротив, дрожал от бешенства.
Молчание.
– Что у меня за ёбанные карты? – В тело вернулось злое лихорадочное возбуждение. Голос сорвался на визг.
И снова ответом был лишь шум ветра.
– Отвечай, ублюдок, какие у меня карты! Или я убью тебя, убью каждого жителя твоего проклятого острова, забери его чума! Я оскверню ваше кладбище! Ваши мёртвые дети будут вечно чистить нужники в моём поместье! Я вырву твои глаза! Я заставлю тебя зачать ребенка и скормлю его тебе на ужин! Я…
– Король червей. Туз червей. – Из голоса Гая утекала жизнь, как кровь из перерезанного горла. – Флеш роял.
А вот теперь тишина стала гробовой. Ричард открыл глаз. С неба лился свет далёких звезд и этот свет ярко освещал улицы города. Бледное лицо легата. Рея Салеха, что всё так же без памяти валялся на камнях мостовой. Лица жителей города, что выражали ужас и только ужас.
Тени тоже были. Чернильно-чёрные, какие бывают только ночью. И совершенно обычные.
Ричард резко встал, роняя кресло. Он ухватил стол за край и отбросил его в сторону. Вместе со свечой, картами и монетами. Золотые кругляши со звоном покатились по камням мостовой. Перезвон монет разорвал тишину.
– На колени! – Голос Ричарда звенел от ярости.
Гай Коркоротос рухнул на камни мостовой. Пощечина заставила мужчину упасть землю. Он с трудом приподнялся, подставив руки, но так и замер.
Гринривер тяжело дышал от запоздалого стресса. Его руки мелко дрожали. Он с силой пнул свою жертву по ребрам, отчего легат болезненно всхлипнул. Удар следовал за ударом. Ричард вымещал свой страх, своё отчаяние, своё унижение на поверженном противнике. Люди на площади испуганно застыли и тихо роптали.
– Призвал помощь своего жалкого бога, да, ублюдок? Боженька защитит, боженька поможет, боженька убьёт зарвавшегося имперца! – У Гринривера выступила на губах пена. – Кретин, придурок, слизень! Ты отыграл свой город! Отыграл свободу! Ты победил! Но тебе было этого мало! Да за такого тупого раба я бы не дал и медяшки! Уёбище!
Каждое обвинение сопровождалось ударом. Нет, Ричард не старался убить Коркоротоса. Для этого он слишком хорошо умел пытать. Просто вымещал злобу.
В итоге Ричард схватил легата за волосы, что стали мокрыми от крови, что текла из рассечённой макушки и вздернул его так, что мужчина встал на колени.
– Смотри, смотри, правитель города. Видишь всех этих людей? Запоминай лица, их лица. Ты, именно ты обрёк их! Обрёк их на меня!
Гринривер поднял руку к небу. В ладони серебром мелькнуло лезвие опасной бритвы.