Солнце отца

Фанетти Сьюзен

На корабле дядя Магни, Михкель, поднялся на верхнюю ступеньку трапа, сжимая руки девочек: Товы и Хеллы. Они стояли неподвижно, как изваяния, одна светловолосая, другая темноволосая, одна высокая, другая маленькая, их голубые глаза были широко раскрыты и полны неуверенности.

Сольвейг опустилась на колени на пирсе и подняла руки в знак приветствия и мольбы. Девочки высвободились из рук Михкеля и спустились вниз, плача, и добрались до своей сестры, которая прижала их к себе и погладила по головам.

— Я здесь, я здесь, — заворковала она.

Когда-нибудь Магни найдет способ

показать Сольвейг эту ее сторону: ту Сольвейг, которой она была со своими братьями и сестрами и с людьми, которые в ней нуждались, как она была силой, которой им не хватало, как она давала им эту силу, пока у них не появлялась собственная. Она чувствовала себя маленькой и эгоистичной, когда нуждалась в поддержке, но никогда не медлила, когда в поддержке нуждались другие.

Его родители вместе спустились по трапу, держась за руки. Его отец взял Дису на руки и прижал ее к своей груди, к своей шее. Магни почувствовал что-то невероятно знакомое, как будто вспомнил прикосновение шеи отца к своему лицу. Но он не мог помнить; в своих самых ранних воспоминаниях он был маленьким мальчиком, бегающим по Гетланду за козлятами, а не спелёнатым младенцем. Но чувство было, достаточно сильное, чтобы сжать его сердце.

Перед ним оказалась мать, выглядевшая более свежей, чем обычно после долгого морского путешествия. Она улыбнулась ему и подняла руки, и Магни бросился в ее объятия и уткнулся лбом в ее худенькое плечо.

— Мама.

— Мой мальчик. Как я скучала по тебе, kullake.

— А я по тебе. Но мы снова вместе и в безопасности.

Она отстранила его и снова посмотрела ему в глаза.

— Но не все. — Она повернулась к Сольвейг, которая снова встала, а ее сестры и Агнар крепко обняли ее. Мать Магни протянула руку. — Сольвейг, сердце мое.

Сольвейг кивнула, моргая. Магни видел, как она набрасывает на свои плечи еще больше сил, словно мантию. Затем она сжала руку его матери. Сольвейг ничего не сказала, но когда его мать притянула ее ближе, она подошла и позволила окутать себя материнской любовью. Она уткнулась лбом в тонкое плечо Ольги, и сердце Магни бешено заколотилось.

— оОо~

Они поженились четыре дня спустя на опушке леса. Как и ожидалось, Магни подарил Сольвейг Синнесфрид, меч, который его отец подарил его матери, когда женился на ней, и который она подарила Магни, когда он начал совершать набеги. Этот меч они должны были сохранить для своего первенца. Сольвейг же подарила Магни недавно выкованный меч, сверкающий и великолепный. На его лезвии были выгравированы руны волка, ворона и солнца.

Они соблюли все ритуалы своего народа и даже сбежали в темноте к своей маленькой хижине, пока весь город следовал за ними по пятам. Они отдали свадебную корону Сольвейг шумной толпе, но празднование этого дня и явная радость были приправлены еще и торжественностью. Он ознаменовал столько же окончаний, сколько и начал: конец долгой эры процветания, конец лета, конец легенд. Они пережили суровую зиму, а затем, особенно Карсла, долгое лето, воссоздавая обновленный мир из пепла его руин.

Все чувствовали, как тень прошлого и отблеск

будущего затмевают солнце начала жизни Магни и Сольвейг.

Но это было только начало, и Магни не позволил Сольвейг забыть об этом.

Он проснулся один в своей супружеской постели, когда ночь еще была темной. Свечи догорели до огарков и погасли; они заснули, сбившись в потный клубок, и не загасили их. Как только щит, окружавший ее чувства, был разрушен, Сольвейг снова открылась для него — в постели и не только.

Хижина была маленькой, всего одна комната, и Сольвейг в ней не было. Боги, он надеялся, что она не ушла в лес в их первую брачную ночь. Это будет история, которую не нужно рассказывать никому.

Магни встал и натянул бриджи, поморщившись от липкости на животе и бедрах. Они заснули, не приведя себя в порядок. Он туго затянул шнурок, но не стал завязывать, и пошел искать свою жену.

Жена. Он усмехнулся при этой мысли. Долгие годы он хотел немногим большего, чем то, что принес ему вчерашний день: Сольвейг, соединившуюся с ним перед лицом богов.

Она сидела прямо за дверью, на стуле, на который Ингрид — женщина, которая собиралась начать здесь свою супружескую жизнь, и чья жизнь закончилась на веревке перед Толлаком в зале, — садилась в теплые дни, когда пряла шерсть. Колеса не было, но кресло осталось.

Сольвейг сидела там, закутавшись в мех. Ее распущенные волосы упали через плечо и локоном легли на сгиб локтя.

Ночь была холодной; его мать вернулась в самый последний теплый день. Дрожа, он сделал несколько шагов и присел рядом с Сольвейг.

— Где ты, любовь моя?

Сольвейг повернула голову в его сторону и криво улыбнулась.

— Я здесь. Я услышала волка и захотела послушать

Он поцеловал висок, который она ему подставила.

— Ты думаешь, это твой отец?

Ее плечо приподнялось.

— Не знаю. Но знаю, что это заставило меня еще сильнее скучать по нему и по моей матери, и я хотела это почувствовать. Я не знаю почему.

Магни никогда не переживал подобной потери, хоть и видел, как другие справлялись с большим горем. Он догадывался, почему она хотела причинить себе еще больше боли, но оставил эту мысль при себе. Отец и мать, оба, учили его, что иногда мудрость — это держать свои мысли при себе.

— Я чувствую, что они становятся ближе ко мне, когда я скучаю по ним сильнее, — прошептала она.

И это было то, что он сказал бы ей. Он провел рукой по ее спине.

— Ты бы хотела побыть одна?

Сольвейг покачала головой, и Магни наклонился ближе. Вот так и они сидели, прижавшись друг к другу, и позволяли ночи стареть.

Затем он тоже услышал тявканье и вой волка. Прозвучало совсем рядом.

— Я хочу, чтобы они мной гордились. Я ничего в своей жизни так не хотела, как быть достойной их.

Магни часто говорил Сольвейг, как сильно ценит ее, какой достойной, по его мнению, она была. Он знал, что она верит в то, что он говорит правду, но это было не то же самое, что верить в то, что его слова и есть правда. Так что не было ни необходимости, ни смысла снова говорить ей, что она достойна.