Солнце после ливня
Шрифт:
Он проследовал за экономкой в прохладный холл. А Джорджия осталась у колонны, забытая и никому не нужная. Закусив губу, она с такой силой ударила кулачком по перилам, что чуть не разбила руку в кровь.
На нее даже никто не взглянул, будто она вчерашняя газета. Но дело было даже не в этом.
Что разозлило ее по-настоящему, так это ревность, которую она испытала, когда Джейсон заключил старую Блоссом в объятия и радостно поприветствовал ее.
Но ведь она совсем не хочет; чтобы он встречал ее так же. Да если бы он попытался прикоснуться к ней, она закричала бы от отвращения.
Тогда
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Раньше Джорджия никогда не дулась, подметил Джейсон, стоя на невысоком утесе и обозревая белый песчаный пляж. Но, может, ее характер изменился, так же как и внешность. Учитывая их стычки на похоронах Гарольда, это представлялось вполне вероятным.
Джейсон как можно дипломатичнее ответил на вопросы Блоссом, особенно на те из них, которые касались отсутствия у него семьи, взял джин с тоником к себе в комнату, переложил часть вещей в шкаф и пошел разыскивать Джорджию.
Он не успокаивал себя тем, что это ее совесть нечиста и не разрешает ей взглянуть ему в глаза. Новая Джорджия вела себя так, словно могла встретиться лицом к лицу с самим архангелом Гавриилом. А разозлилась она и предпочла скрыться потому, что его неожиданный приезд давал ему преимущество. И ей это, должно быть, так же неприятно, как неприятен он сам.
Так о чем же я беспокоюсь? — спрашивал Джейсон сам себя, прогуливаясь среди невысоких холмов, образовывавших ландшафт островка. Пусть показывает характер, а он может с удовольствием провести здесь время, вернуться в дом, отдохнуть в тени после крайне утомительного путешествия и спокойно дождаться, пока она решит высунуть свой нос.
Он не понимал, почему не поступает именно так. Когда дело касалось Джорджии, все его поступки моментально лишались логики и не поддавались разумному объяснению. В обычной жизни он привык держать себя под контролем, не поддаваться эмоциям и потому сейчас, когда ему это не удавалось, чувствовал себя неуверенно.
Тропинка петляла среди холмов и уходила в прохладную и молчаливую тень деревьев. Он хорошо знал этот путь. Воспоминания уводили его в далекое прошлое, когда Гарольд, заработав свой второй миллион, купил остров. Произошло это спустя два года после его женитьбы на матери Джейсона. Остров был настоящим раем для маленького и невинного мальчика, верившего тогда только в хорошее.
Тропинка вела на противоположную часть острова, где лес подходил почти вплотную к воде, а берег образовывал небольшие тенистые заводи, где жили морские черепахи.
Он знал, что Джорджия там.
Молодая женщина стояла вполоборота к нему, ее босые ноги утонули в глубоком мху. Задумавшись, она смотрела на темные спокойные воды одной из самых больших лагун. Тяжелая грива волос спускалась ей на одно плечо, приоткрывая изящную шею.
Сердце Джейсона сжалось. Внезапно она снова показалась ему одинокой и беспомощной, умоляющей о защите, что раньше составляло основу их отношений — вплоть до той роковой ночи, когда он, одурманенный болезнью и алкоголем, не смог справиться с порывом желания, которого не испытывал к ней прежде. Эта ночь и изменила в корне их отношения.
Он не хотел возвращаться в прошлое. Ему не нужны были сердечные волнения, он не собирался заключать Джорджию в объятия, создавать ей условия для душевного спокойствия. Но, несмотря на подобную рассудительность, он двинулся вперед, вышел из лесной чащи и медленно подошел к Джорджии. О чем она думает, он мог только предполагать, так как никогда не знал ее настоящую.
Мох заглушил его шаги, но она ничуть не удивилась, когда он легонько дотронулся до ее плеча. Просто подняла голову и отстраненно посмотрела на Джейсона своими золотистыми глазами. Казалось, она видела перед собой не его, а кого-то из далекого прошлого или из будущего.
— Думаю, это одно из самых спокойных мест на земле, — тихо проговорил Джейсон, с удовольствием проведя рукой по ее коже, нежной, как лепестки роз. Он не мог оторвать взора от ее губ, от их соблазнительного, чувственного изгиба.
Один только взгляд на них заставлял его дрожать. Как ему хотелось дотронуться до ее рта своими губами… и очутиться в раю. Она действовала на него сильнее, чем любая другая из встреченных им когда-либо женщин.
Разум отказывал Джейсону, он почувствовал, как его рука непроизвольно отвела в сторону ее волосы. Джорджия не возражала, просто наклонила голову, как бы для того, чтобы облегчить ему задачу.
— Интересно, почему мы оба пришли сюда? Наверно, потому, что оба нуждаемся в покое, — тихо сказала она. И это незамысловатое предположение прозвучало так, словно было исполнено глубокого смысла.
— Прекрасная иллюзия, — продолжил он, играя ее волосами. Шелковистые пряди струились у него между пальцами будто живые.
Он увидел, как раздвинулись ее губы, услышал тихий вздох и в этот момент почувствовал себя потерявшимся ребенком, каждый шаг которого уводит его все дальше и дальше от мира людей.
Джорджия медленно опустила глаза и снова посмотрела на спокойные воды лагуны. Не желая выслушивать нескончаемую болтовню Блоссом, она ушла прогуляться и машинально забрела в этот тихий уголок, где ничего никогда не менялось. Тут она и ждала его. Ждала, потому что внутри что-то подсказывало: он придет. Так должно было быть.
Как он сказал? Нерешенные дела?
Неизбежность встречи успокоила ее, и ко времени его прихода она впала в состояние, похожее на транс. А близость его сильного мужского тела, пахнувшего пряным мускусным запахом, тепло его кожи, прикосновение его пальцев, перебиравших ее волосы, отняли у Джорджии последние силы. Она перестала думать и молча покорилась ходу событий.
На нее накатывалось чувственное наслаждение, которому она раньше не позволяла вырываться наружу. Оно заставляло кровь быстрее струиться по венам, распространять пламя страсти по всему ее телу. Как легко вспомнилось все то, что казалось прочно забытым.
Она стояла перед ним, такая покорная, такая близкая. Ноги у нее подкосились, он обнял ее, не давая упасть, и мягко опустил на зеленый мох.
— Так жарко, — прошептал он. — Ты, наверно, не привыкла к жаре.
— А ты привык? — Слова выговаривались нараспев, словно женщина была одурманена наркотиком. Она и чувствовала себя как в дурмане. А наркотиком были его глаза, затянувшиеся дымкой от переживаемых им чувств.