Солнце сквозь снег
Шрифт:
— О, вы все так четко раскладываете по полочкам, как в математике! — воскликнула она. — Вы, конечно, правы, я не спорю, потому что дважды два — всегда четыре. А вам, наверное, кажется, что я думаю, будто дважды два — три. Разумеется, я знала, что разлука с детьми разобьет мне сердце, но я дошла до последней черты отчаяния и не могла больше оставаться с Гаем.
— Но ведь если бы вы не встретили Чарльза, могли бы до сих пор быть вместе со своей семьей.
— Да, наверное. Приговоренная к жизни, полной самоотречения. Кстати, в последний момент я предложила Гаю компромисс: сказала, что останусь, если наши супружеские отношения прекратятся, но он на это не согласился.
Элизабет нервно поерзала. Она чувствовала себя крайне неловко, когда речь заходила об интимных отношениях.
— Ну что теперь об этом говорить, — пробормотала она. — Дело сделано. Сейчас главное — уберечь детей от неприятных последствий.
— Гай, видимо, считает, что им полезно быть в изоляции от матери?
Элизабет опустила взгляд на сумочку, лежавшую у нее на коленях; в глазах ее мелькнула тревога.
— Да, он считает, что пока так лучше. Когда вы выйдете замуж, все будет по-другому.
— А вы хоть понимаете, что до вынесения решения суда может пройти целый год?
— Ну, год — это еще не так много.
— Что вы такое говорите, Элизабет! Да это же вечность, особенно для детей. Это целых три семестра в школе. И все это время они не получат от меня даже письма! Гай запретил мне писать им. Это просто чудовищно, вы же должны это понимать!
— Люсия, послушайте, я ему говорила, что он действует слишком строго, но он ничего не хочет слушать. Гай считает, что, если бы вы любили детей, никогда бы их не бросили, и убежден, что ради спокойствия самих девочек вам следует воздержаться от общения с ними. По правде говоря, фамилия «Грин» действует на него, как красная тряпка на быка. Он даже думать не хочет, что девочки станут выводить на конвертах слова «миссис Грин», говорит, что это неприлично, и потом, он уверен, что дети гораздо быстрее успокоятся и забудут вас, если вы не будете им напоминать о себе.
В огромных увлажнившихся глазах Люсии появилось затравленное выражение.
— Вы тоже так думаете, Элизабет?
Гувернантка снова вздохнула:
— Ну, в каком-то смысле, да. Я считаю, что, пока Джейн и Барбара не привыкнут к тому, что вас нет рядом и не смирятся с потерей, их лучше не тревожить, не напоминать о вас, о мистере Грине и вообще обо всем, что связано с разводом. А когда все закончится и вы опять начнете с ними встречаться, что ж — тогда все будет уже позади, тогда им придется привыкать к новой обстановке.
— Значит, вы считаете, что если я обойду запреты Гая и стану писать дочерям, то им от этого будет только хуже?
— Ну, вы же сами должны это понимать, дорогая.
Люсия уронила голову на грудь. Элизабет украдкой покосилась на нее и быстро отвернулась. Ей больно было видеть свою бывшую хозяйку такой подавленной и несчастной. Она так и не поняла, почему Люсия пошла на столь отчаянный шаг и покинула своего мужа, дом и детей ради Чарльза Грина. Если разлука причиняет ей такую боль, вряд ли она сможет обрести то счастье, на которое рассчитывала, совершая этот поступок.
После минутного молчания Люсия снова заговорила:
— Значит, мне опять надо принести себя в жертву и ради детей отказаться от радости общения с ними?
— Боюсь, что так, — мягко сказала Элизабет.
— И я даже не смогу послать Барбаре подарок на день рождения в октябре?
Девушка покачала головой:
— Люсия, ну что вы, конечно нет! Гай же запретил. Он велел мне перехватывать все письма и посылки от вас.
— И вы считаете это своим долгом? — тихо спросила Люсия.
— Простите, но теперь мой хозяин — Гай, и, если я хочу служить ему и детям, я не могу обманывать его. Это против моей совести.
Люсия поднесла руку к глазам.
— Да, понимаю, я не должна вас об этом просить.
Гувернантка ласково коснулась ее плеча.
— Но он же не запрещал мне писать вам. Я буду по-прежнему посылать вам письма, обещаю, как можно чаще. Вы будете в курсе всех новостей и дел.
Люсия схватила руку Элизабет и пылко пожала ее.
— Значит, я буду знать, что с ними происходит, с моими милыми девочками? А они меня забудут… Как это ужасно…
— Не бойтесь, не забудут. Я скажу им, чтобы они не упоминали о вас при отце. Но они смогут поговорить о вас со мной. Я придумаю какую-нибудь историю — например, скажу, что вы за границей, путешествуете, а через год приедете и они вас снова увидят.
— Через год! — выдохнула Люсия. — Боже мой!
Элизабет посмотрела на часы.
— Ой, простите, Люсия, но мне пора. Меня медсестра ждет в клинике. Я хотела подежурить в палате, когда Джейн очнется от наркоза.
Люсия с удивлением взглянула на девушку — она казалась в эту минуту очень взрослой и усталой.
— Я провожу вас немного, Элизабет.
Они вместе пошли по дорожке парка.
— Не надо так расстраиваться, — попросила гувернантка, взяв Люсию под локоть. — Постарайтесь смотреть на это философски. Вас должно утешать, что девочки не так отчаянно страдают, как вы. Не думайте, что своим отъездом вы разбили им сердце. Вы же знаете, как дети все воспринимают. О, они бывают такими бессердечными… Конечно, временами на них находит грусть, им вас не хватает, но это ненадолго. В целом они вполне счастливы. Например, отец сегодня поведет Барбару в кино, и она очень ждет этого события — только о нем и говорит.
Губы у Люсии задрожали. Ага, значит, Гай решил стать заботливым папочкой? Раньше он никогда не водил Барбару в кино. Ну что ж, может быть, хоть сейчас его отцовские чувства начнут пробуждаться. Или же он просто хочет внушить детям, что у них хороший отец и дурная мать.
Она была ужасно несчастна и обижена на собственных детей, но понимала, что Элизабет права: ей некого винить в этом, кроме самой себя. И если Гай намерен отплатить ей сполна и заставить помучиться, то нет никаких законных оснований помешать ему. Закон не на ее стороне.