Солнце, сумрак и радуга
Шрифт:
– Четыре человека в аду. – Попытался пошутить Жак.
Пожалуй, только Роман имел нормальное представление о том, что такое ад. Остальные были настолько моложе, что к моменту их рождения, религия, в систему мировоззрения которой входило это понятие, умерла. Представление об аде, осталось как о мифическом месте, где страшно и нет ничего хорошего.
В этом отношении всё вполне соответствовало представлениям молодёжи. Здесь не было ни жара, ни чертей, зато, били растрескавшиеся бетонные стены, сочащиеся влагой и покрытые колониями грибка.
Четверо смелых спустились ниже уровня трущоб, для устранения гнезда металлических пиявок. Логово роботов обнаружил накануне один из дронов разведчиков, что в изобилии шныряют по старым коллекторам в поисках критических повреждений структуры стен.
Для уничтожения гнезда всегда выделяются добровольцы. Никто не знает, с чем придётся столкнуться. Металлические пиявки тащат в своё логово, всё потенциально ценное, захламляя его всяким мусором. Роботов полагается уничтожать, а найденное добро, сдавать в специальную комиссию по учёту ценностей. На деле же, ликвидаторам гнезда, никто не запрещал забирать всё, что натащили роботы, для личного обогащения. Беда в том, что это могли быть, как ювелирные украшения, так и противопехотные мины.
Когда тоннель закончился, четверо мужчин, вооружённых электромагнитными пушками, оказались в метре над площадкой строго коллектора. Ничто кроме налёта ржавчины не намекало на то, что здесь когда-то текли потоки воды. В углу уныло молчали два старинных углеводородных электрогенератора. На бетоне валялись какие-то металлоконструкции, а в самом дальнем углу возвышалась гора вещей, явно случайно найденных роботами, но не нашедших применения.
– Пора! – Рыкнул Роман и бросил вперёд электромагнитную гранату.
Сверкнуло. Голубоватые молнии замелькали по всему залу. Треск, запах озона, и, казалось бы, вся техника погибла. Однако стоило людям выпрыгнуть из тоннеля, как с заваленного мусором пола поднялись несколько роботов. Сразу можно было различить двух дворецких, двух крупье и ещё пару фасовщиков. Они не представляют опасности для людей. Отреагировав на раздражение, роботы слепо дёргались из стороны в сторону, не видя людей в принципе. Так были устроены их электронные мозги.
Команда в состав которой входил Роман, была опытная. Во избежание инцидентов, они сначала отключили всех роботов. Потом установили ловушки во всех тоннелях, сходящихся к старинному коллектору. Только после всех приготовлений, стали осматривать трофеи.
За право вырезать с поверженных механизмов конденсаторы, Михаил как правило отказывался от всей остальной доли при разорении гнезда. Жак предпочитал рабочие механизмы, а Николай, в основном специализировался на редких углеводородах, которые использовались при строительстве старинных моделей роботов. Таким образом, никто не мешал Роману рыться в самом гнезде. Здесь не было никакой органики, техника предпочитает технику, даже в посмертии. Сломанные аккумуляторы, старинные коммуникаторы, какие-то пластиковые коробки. Вот эта не вскрытая, с яркими печатями, кажется космическая почта. Наверное, ценная. Куски старых станков не имеют ценности, кроме как на рынке втор сырья. Роман засунул коробку подмышку и отошёл в сторону, водя оружием из стороны в сторону, но всё тихо.
Мужчины рылись в старых железяках, описывали находки и ждали утилизационную команду. Два десятка роботов, явились через пару часов. Они под чистую вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность, включая самих хозяев гнезда, обречённых теперь на переработку. Плёвое дело. Хорошо, здесь не оказалось какого-то хитрого механизма, настроенного на агрессивное взаимодействие с людьми.
Роман с пластиковой коробкой подмышкой и его напарники, нагруженные запчастями, покинули разорённое гнездо металлических пиявок.
<p align="center">
6.Утро и сперма.
Утро — это хорошо. Здесь на верхних этажах, утро не просто информация в виде цифр на часах или писка будильника. Здесь это свет в окно. Иногда яркий солнечный, как сейчас, иногда тусклый пасмурный, но именно свет после тьмы. Верхние уровни на то и верхние, чтобы обеспечить достойных светом и тьмой, а не как внизу, вечным сумраком.
Пробуждение Миры было самым обычным. Яркие лучи восходящего солнца били в потолок, отражаясь от хрустальной люстры и, солнечными зайчиками, разбегаясь по постели. Одеяло смялось и сдвинулось, открывая большую упругую грудь с затвердевшими по утру сосочками. Длинные тёмные волосы раскиданы по подушке.
Стоило сдвинуть одеяло в сторону, как выяснилось, что затвердели не только сосочки. То, из-за чего она и её дети носят грубое прозвище, дик, торчало, словно высеченная из камня колонна, покрытая синими прожилкам и увеченная красновато-синей головкой. В принципе ничего нового, в силу происхождения и физиологии, подобные ей с раннего детства вынуждены изучать анатомию своего организма.
Кстати, о детях, где там Анфиса и Жани. Уже давно выросшие, великовозрастные, но всё равно остающиеся для Миры детьми. Примерно двадцать два года назад она сдала свою сперму, с периодичностью в несколько месяцев и перестроила свой жизненный цикл, получив взамен двух очаровательных детишек. Эти две проказницы принесли много хлопот и не меньше радости в её жизнь.
Постель Миры находилась на, своего рода балконе, с которого легко можно было оглядеть всю квартиру-студию. Только кухня, находившаяся под лестницей, да скрытая за дверьми уборная, были недоступны взору. Всё остальное, прихожая, большая гостиная, гардеробная, спальни и несколько столов с оборудованием, было как на ладони.
Встав и поправив волосы, Мира свесила свою большую обнажённую грудь через хромированные перила балкона. Видимо Анфиса пришла вчера поздно и навеселе, ботинки разбросаны, как попало, модные штанишки со звёздочками не в шкафу, а на спинке кресла, нижнее бельё прямо на ковре. А где же сама негодница?
Подавшись ещё дальше вперёд, так, что член высунулся меж прутьев ограждения, она обнаружила детей, причём сразу обоих. Жани при полном параде, кофточка, чулки, короткая юбочка. Даже чересчур коротенькая, эрегированный член торчит из-под неё, хотя это, наверное, видно только по тому, что она сидит на корточках. Анфиса же вообще пренебрегла одеждой, стоит, прислонившись спиной к шкафу гардеробной, и гладит тёмно-фиолетовые волосы сестры.
Хотя многие считают, что дик нельзя отнести к какому-либо конкретному полу, сами себя они причисляют скорее к женщинам. Манерами, одеждой и во многом поведением, они подтверждают это. Потому и обращаются друг к другу как к дочерям, сёстрам, матерям несмотря на то, что это не совсем точно.