Солнце в ночном небе
Шрифт:
Но так благостно и спокойно в их доме стало не так давно. Это сейчас они живут одной семьей: родители – мама Маша, папа Сережа – и Валя с Герой. Раньше, когда Геры не было (кажется, в другой жизни), с ними в этой же квартире жила родная сестра мамы – Сима. Серафима. Все, что было у нее в жизни, она потеряла по легкомыслию, доверчивости, слабости характера и по дурости, как считал отец Валентины. Прежде у Симы, младшей сестры мамы, была своя квартира, семья, маленький ребенок. Но мужа посадили за разбой, и он умер в тюрьме. А ребенок, крохотный сынок, которого Сима даже не успела назвать, умер во сне – Сима сама раздавила его своим телом... Хотя мама считает, что малыш умер от передозировки снотворного, которым Сима пичкала его, когда к ней приходили мужики. И это удивительно, что ее не посадили и смерть ребенка восприняли как несчастный случай. Потом Сима заложила квартиру, хотела заняться торговлей, но дело не пошло, деньги ушли неизвестно куда, квартира была потеряна, и Сима с набором вредных привычек (включая
Валя вспоминала пору их жизни с Симой (а они прожили все вместе больше трех лет) с содроганием и таким чувством, что в их квартире поселился сам дьявол. Все отрицательное, что только можно было себе вообразить в отношении молодой женщины, – все находило место в жизни непутевой Симы. Она была старше Вали всего на пять лет и выглядела на удивление свежей и красивой даже после недельных попоек в каких-то компаниях, после бурных романов, заканчивавшихся одинаково пошло и трагично (мутная депрессия, месяц в клинике плюс аборт). Ничто не брало Симу. Сколько бы она ни принимала на грудь (выражение папы), сколько бы ни смолила (выражение мамы), ее лицо было всегда гладким, румяным, глаза блестели, а зубы поражали своей неестественной белизной. «Ты дура, Симка, тебе бог отпустил такую красотищу, а ты тратишь ее на своих мужиков... Смолишь, как сапожник, пьешь, как лошадь, и все тебе нипочем...» Сима даже и не слушала сестру, отмахивалась: мол, отстань, и без тебя тошно. Понятное дело, что Сима нигде не работала. Считала, что муж сестры достаточно зарабатывает, чтобы содержать и ее. Постоянно клянчила деньги то у Маши, то у Сергея. Не стеснялась выпрашивать на такси или сигареты даже у Вали. Никто не знал, где она пропадала, и в семье наступала тишь и благодать, когда Симы подолгу не бывало. Общее нервное напряжение, связанное с пребыванием в квартире такой шумной, скандальной и раздражавшей всех личности, уступало место семейной идиллии. Валя с родителями, как ей тогда казалось, любили в такие минуты друг друга особенно сильно и нежно и старались во всем потакать друг другу, баловать. Валя с особым рвением помогала маме убирать квартиру, готовить и даже гладила белье. Отец приносил что-нибудь вкусное, дарил «своим женщинам» (как он любил шутить) подарки. И они все, не сговариваясь, делали вид, что никакой Симы нет и в помине. Что она им всем приснилась, как кошмарный сон.
Валя до сих пор удивлялась, как это им удалось просуществовать всем вместе целых три года, если учитывать, что Сима всегда вела себя вызывающе и отец мог бы уже давно разругаться в пух и прах с мамой: мол, это твоя сестра, вот сама с ней и разбирайся. Но папа любит маму – это закон, который в их семье никогда не нарушался. И что бы в семье ни происходило, мама всегда была права. Так считал отец. Так и считает до сих пор.
Сима спала до обеда, курила в постели, надолго занимала ванную комнату, а когда выходила оттуда, все полы были неизменно залиты водой, на стиральной машине валялись мокрые полотенца (никто не понимал, почему Сима не развешивает их на горячей сушилке), а грязное белье лежало ворохом возле корзины для белья. Ела Сима отдельно от семьи, то есть ела, конечно же, все приготовленное мамой, но предпочитала это делать в одиночестве, у себя в комнате, перед телевизором. И куски брала всегда самые хорошие, а если не доедала, то оставляла поднос с объедками и грязной посудой в кухне: мол, вот вам, помойте... Спокойно вваливалась в спальню к родителям, отпуская грязные шуточки. Носила вещи сестры и племянницы, благо все было ей впору, по размеру. Таскала из маминой спальни косметику и духи, прокладки, новые колготки, носовые платки, драгоценности... Валя удивлялась терпеливости мамы и иногда чувствовала, глядя на нее, с каким трудом ей удается сдерживаться, чтобы не надавать сестре оплеух... Сима могла спокойно расхаживать по дому в пижаме или вообще в неглиже. Накрасит губы яркой помадой, устроится в гостиной с бутылкой пива на диване, задерет ноги и сидит в присутствии отца, словно так и надо. А то еще и подмигивать ему начнет, пьяно приставать, мол, смотри, какая я, выгляжу, как твоя дочь. И Валя была вынуждена согласиться, что они действительно были с ней чем-то похожи. Неуловимо. Фигурой, мастью (как говорила мама), большими карими глазами, волосами цвета августовской соломы (это тоже говорила мама). В ней оставалось так много подросткового, девичьего...
Когда Сима освоила Интернет, ее жизнь круто изменилась. Она стала искать себе мужа. Ее просто невозможно было оторвать от компьютера. Она жила в нем, в своем виртуально-сексуальном мирке, налаживая прозрачные эротические контакты с невидимыми мужиками, не гнушаясь («хохмы ради» – выражение Симы) даже красивыми и холеными геями. «Нет, вы посмотрите только, сколько мужского народа пропадает! И все как на подбор! Красавцы! И с такими плечами, таким телом... занимаются черт знает чем. Они просто нарасхват. Смотри, какой бычара!»
Валя, не в силах слушать подобные пошлости, уходила из своей комнаты, где стоял компьютер, в гостиную, садилась перед телевизором и смотрела все подряд, не понимая, как это вообще могло случиться, что в их доме поселилось и так свободно и нагло себя ведет это исчадие ада. Потом, правда, отец купил Вале новый компьютер, а ее старый определил Симе – пусть развлекается. Но Сима как-то быстро охладела к своим виртуальным связям, ей захотелось полнокровной, настоящей личной жизни, и она пустилась во все тяжкие (выражение папы). Свидания за свиданиями... Больницы, клиники, деньги на аборты, транквилизаторы (ее почему-то все бросали). «Главное, – говорил папа маме, – чтобы она не села на иглу». Этого в семье боялись больше всего. Но бог миловал. Сима, неисправимая жизнелюбка, предпочитала наркотикам хорошую дорогую водку с закуской, вот только сигареты курила крепкие, дешевые и дым выпускала через ноздри.
И вдруг она исчезла надолго. Вернее, исчезла так же, как и раньше с ней бывало, да только она прихватила дорогую шубку мамы, сережки с брильянтами, пятьсот евро (которые мама приготовила на покупку постельного белья) и дорожную мамину сумку, стоившую, как чугунный мост.
– Она куда-то поехала. Думаю, отдыхать, – предположила мама.
– Значит, в Турцию. Куда же еще?
– Ты плохо знаешь мою сестру. Наверняка она купила горящий тур в какой-нибудь Таиланд или Марокко. И поехала явно не одна. Пятьсот евро – не такие уж и большие деньги для такой поездки.
– А может, в Крым? – предположил отец.
Потом оказалось, что пропала папка, в которой Валя хранила свои документы и небольшие сбережения, что-то около трехсот долларов.
– Она свистнула мою папку... – Валя была близка к истерике. – Значит, так, выбирайте, родители: или она – или я! Я понимаю, мама, она – твоя сестра, но ты не должна пасти ее и содержать всю свою жизнь. Она отравила все наше существование!
Валя кричала что-то еще, размахивала руками, а потом с ней сделалась истерика. Она говорила, что квартира стала грязная, потому что всех вещей касались руки Симы. И что Сима тоже грязная и липкая... В тот же день, успокаивая дочь и гладя ее по голове, папа сказал: он не потерпит, чтобы с ребенком творилось такое, «девочка права», и Сима должна уйти. Успокоил дочь и сказал, что получить новый паспорт – пара пустяков, это не трагедия. Он заменил замки, и Сима, вернувшаяся из жарких африканских стран, не могла бы войти в квартиру. Валя, всякий раз представляя ее себе стоящей перед дверью со связкой ключей в руке и не понимающей, почему ее не пускают, испытывала приятное чувство мести.
Но прошла неделя, а Сима так и не вернулась.
– Она вышла замуж, – предположила мама. Она сидела на диване и вязала Вале свитер. Клубок розовой пряжи упал и покатился по ковру. Валя отлично помнила эту картинку.
– Она вышла замуж за африканца и решила остаться там жить, – усмехнулся отец.
Наступил Новый год, и без Симы он прошел восхитительно: это был настоящий праздник в лесу, на даче, с гостями (которых прежде приглашать было запрещено, дабы не опозориться перед ними за Симу, способную на любые выходки), жареным гусем, тортом и фейерверком на улице, среди огромных заснеженных елей и звезд... И Валя знала, что и мама, и отец в душе радуются тому, что с ними нет Симы. Если бы она была, то напилась бы, плясала бы голышом, наверное, на столе, приставала бы к гостям, сломала бы трехэтажный, в марципановых шариках, торт, свалила бы елку с горящими огнями во дворе...
Сразу после Нового года они переехали на дачу, за город – в московской квартире начался ремонт. Настоящий, с переносом стен, с переделкой и, как говорил папа, переосмыслением жилого пространства. Соединили огромный коридор с гостиной, Симину комнату – с ванной комнатой, устроив там небольшой, выложенный бирюзово-оранжевой мозаикой треугольный бассейн. Поделили кабинет отца на две маленькие комнаты: получились крохотный уютный кабинетик и комната отдыха (так сказала мама) с плюшевым белым полом и розовыми стенами. Квартира преображалась прямо на глазах. Все делалось быстро, красиво, мастера не успевали привозить новый кафель и паркет и освобождать квартиру от мусора. Мама, чтобы успокоить соседей, уставших от шума, дала им денег. Купили новую спальню, ковры, Валя смогла сама выбрать мебель в свою комнату. Словом, это была настоящая райская жизнь – они словно готовились жить без Симы. Когда все было готово и папа подсчитал стоимость ремонта и мебели с коврами и люстрами, получилось, что истрачены практически все их сбережения.
– Ничего, будем есть одни макароны, – с воодушевлением сказала мама, лежа на широкой итальянской кровати и рассматривая лепной потолок.
Валя была с ней согласна. Лучше есть одни макароны, но в такой шикарной квартире, чем отбивные в том свинарнике, в котором (как ей стало казаться) они жили раньше.
– Ну хорошо, я пошел зарабатывать деньги на макароны. – Папа помахал им рукой и ушел. А когда вернулся вечером, в его руках был голубой конверт, при виде которого все почему-то напряглись. Письмо из германского посольства, в котором сообщалось, что гражданка России Серафима Андреевна Орманова скончалась в Германии, городе Штраубинге, ее труп был извлечен из реки Дунай. Следствием установлено, что гражданка Орманова, находясь в сильной степени алкогольного опьянения, свалилась с моста города Штраубинга и утонула. Власти города Штраубинга просят близких и родственников гражданки Ормановой приехать и забрать ее тело.