Солнце
Шрифт:
Я даже видела лица и чувствовала присутствие армии над нашими головами, людей, которые ощущались смутно знакомыми по Риму и Дубаю.
Прежде чем я успела посмотреть с другой стороны на всё, что видели они, проступил разум и присутствие Тарси.
Её мысли и слова нарушили приподнятое настроение, которое я ощущала в других.
«Это прекрасно, — послала она, и её резкий разум соприкоснулся с моим. — Нет никаких сомнений в том, что ты, Мост, поистине чудо. К сожалению для нас — и для тебя, и для всей
Я почувствовала, как остальные вокруг меня отреагировали на её слова.
«Ты уверена, что этого недостаточно? — послал Уйе. — Я прямо сейчас смотрю на дверь. И выглядит всё совершенно точно так, будто это работает, чёрт возьми. Структура двери меняется. Не только в плане света, но и физически. Похоже, она реально отвечает на прилив…»
«Она отвечает, — перебила Тарси, соглашаясь, и её разум оставался таким же острым. — Она каждый раз отвечает, брат Уйе. Хоть много мы света ей скармливаем, хоть мало, она реагирует. Но реакция нестабильна. Она не может поддержать саму себя, а для открытия двери нам нужно именно это. Я начинаю думать, что машины помогли Элисон открыть её хоть на долю секунды. Сейчас, как только мы слегка уменьшаем напряжение, структура меркнет. Если мы перестанем её питать, она за считанные секунды станет абсолютно статичной».
Чтобы доказать свою правоту, она убрала себя и свой свет из конструкции над дверью.
Я ощутила упадок энергии сразу же, как только подпитываемая ей часть оказалась отрезана.
Это было несильным, но только потому, что остальные продолжали делать свою работу.
«Видишь? — послала пожилая видящая. — Этого недостаточно».
«То есть, сейчас мы просто осушаем их бассейн света? — послала я, хмурясь в пространстве. — Мы осушаем всех этих людей впустую?»
Как только я послала это, я почувствовала, что остальные осознали то же самое.
Мы все как будто приняли решение одновременно.
Мы выпустили каналы света, отпустив их.
Свет надо мной испарился так быстро, что это порушило моё чувство равновесия, на мгновение ослепив меня, пока мой aleimi адаптировался к внезапному отсутствию груза и интенсивности над моей головой. Не будь я настолько напитана светом, я могла бы оказаться на полу пещеры.
А так всё моё тело ощущалось так, будто оно было сделано из расплавленного гранита и привязано к Земле стальными кабелями.
Моё физическое зрение адаптировалось, затем постепенно прояснилось.
Когда это случилось, я осознала, что смотрю на зазубренный и покрытый кристаллами раскол в стене пещеры — почти копию того, что мы нашли под Ватиканом, только без органической машины.
Проём пульсировал бледным бело-зелёно-синим светом, отчего кристаллы светились как живые. Однако наблюдая за ними, я нахмурилась, вновь осознавая правоту Тарси.
Кристаллы даже сейчас постепенно меркли.
— Проклятье, — пробормотала я.
Повернувшись, я посмотрела на Ревика. Его глаза вернулись в норму, но я по-прежнему видела столько света в его прозрачных радужках, что по моему свету пронеслась дрожь реакции.
— Что теперь? — спросила я.
Мэйгар выдохнул, опираясь ладонями на бёдра и тяжело дыша, будто он бежал. Рядом с ним стояла Тарси, и её лицо тоже выглядело более напряжённым, чем обычно. Она с любовью похлопала Мэйгара по спине, и он поднял взгляд, улыбнувшись, а затем смахнул потные волосы с лица.
Слегка нахмурившись, я посмотрела на своих родителей и осознала, что они выглядят немногим лучше.
Это не утомляло меня или Ревика, но выматывало всех остальных в нашей группе.
— Не меня! — гордо заявил голос. — Не меня, сестра! Не меня!
Повернувшись и невольно слегка рассмеявшись, я осознала, что смотрю на Фиграна, который стоял на противоположной стороне от Барьерной двери.
Но встретившись с ним взглядом, я осознала, что он прав.
Как и Ревик, он выглядел одновременно энергичным и совершенно расслабленным.
Свет струился вокруг и сквозь него подобно жидкому янтарю, озаряя его глаза.
Более того, вопреки его словам и тону речи, я видела более взрослые отголоски в его aleimi — то присутствие, которое я иногда замечала в Фигране; то, что не было безумным, или неясным, или безвозвратно фрагментированным. Я часто думала, что та личность, которую я видела в его свете искрами и проблесками — это тот, кем мог бы быть Фигран, если бы Шулеры не добрались до него и не разрушили его разум.
Нахмурившись от ясности его выражения, я посмотрела на Касс и увидела, что та тоже выглядела совершенно расслабленной.
Красновато-оранжевый свет пульсировал вокруг неё, напитанный мягким золотистым свечением, которое я видела в ней в последнее время — на самом деле, с тех пор, как она вышла из резервуара с Балидором. Тот золотистый цвет сейчас сделался как никогда ярким, а её лицо сохраняло как никогда спокойное выражение.
И это даже с учётом всего того времени, что я знала её раньше, до того, как она стала Войной, до того, как она обратилась против нас, до того, как она стала одной из нас.
Она также как будто выглядела старше.
Я почти неохотно симпатизировала тому, что чувствовала в том золотистом свете.
Это напомнило мне о нашем детстве, хотя это ни капли не походило на то, что я чувствовала от неё тогда, или в старших классах, или в колледже… или в какое-либо время после этого. И всё же там было нечто знакомое — может, я чувствовала это, сама того не осознавая.
И я узнавала это нечто.
Отбросив эту мысль с лёгкой гримасой, я посмотрела на Ревика.
Он наблюдал, как я смотрю на Касс. Я почувствовала, как шепоток сочувствия покинул его свет. Я понятия не имела, кому адресовалось это сочувствие — ей или мне. Я решила, что это в любом случае не моё дело.