Солнце
Шрифт:
В итоге Балидор сдвинулся с места.
Он обнял меня первой, сжимая мои руки. Затем, может, чтобы сделать всё более нормальным, он улыбнулся и склонил голову набок в манере видящих.
— Ты попытаешься закрыть за собой дверь? — спросил он. — Или просто позволишь солнцу позаботиться об этом?
Я улыбнулась ему, прищёлкнув языком в выражении веселья и привязанности.
Даже сейчас Балидор ничего не мог с собой поделать.
Он не мог не спрашивать меня об операции.
Услышав меня, он усмехнулся, затем снова обнял, открыв своё
Касс просто стояла там с неловким видом, когда Балидор наконец-то отпустил меня. По-прежнему улыбаясь, но уже со слезами на глазах, лидер Адипана подошёл к Ревику.
Я невольно наблюдала за Касс, когда та скрестила руки на груди, стараясь сохранять нейтральное лицо. Пока Балидор и Ревик говорили, смеялись, обнимались, она продолжала отворачиваться, стискивая зубы и избегая наших глаз.
Затем Джон подошёл к ней, сунув руки в карманы.
— Эй, егоза, — сказал он, обратившись к ней как в детстве. Его голос звучал ворчливо. — Похоже, твой бойфренд уходит. Ты остаёшься здесь? Или планируешь просто послать нас всех? Не прощаясь?
Напрягшись и опешив, она подняла взгляд.
Она посмотрела на Джона, и на её глаза внезапно навернулись слёзы.
Когда Джон обнял её, она обхватила его руками и уткнулась в его плечо. Я отвернулась, невольно вытирая слёзы и подавляя боль в груди, увидев её лицо, когда Джон затопил её своим светом.
Она всегда любила Джона.
Она годами думала, что влюблена в Джона, даже зная, что он гей, и это вызывало у него дискомфорт. Я знала, что отчасти это была фантазия, ведь Джон воплощал для неё безопасность, но я также понимала, что в этой любви имелся настоящий элемент.
Я подозревала, что больше всего ей хотелось, чтобы Джон был её братом — точно так же, как она хотела, чтобы мой человеческий отец был её отцом, а Миа Тейлор была её матерью.
К тому времени, когда Джон отпустил её, я заставила себя тоже подойти к ней.
Стоя там и даже в этот момент борясь с противоречивыми эмоциями, я пыталась решить, стоит обнять её или нет, стоит что-то сказать или нет. Я могла просто улыбнуться и пожелать ей всего хорошего. Я могла ударить её по лицу. Я могла обнять её, как Джон, и надеяться, что она этим ограничится. Я могла составить комбинацию из этих трёх вариантов.
Я понятия не имела, как вести себя с той, которая когда-то была самой важной персоной в моей жизни, не считая брата и родителей.
Но я понимала, что даже сейчас избегаю этого… может, потому что она до сих пор так сильно сбивала меня с толку, что я не могла разобраться в своих чувствах. Я просто понимала, что не могу ничего не сказать и не сделать, зная, что могу больше никогда её не увидеть. Даже сейчас, вопреки всему, она ощущалась как член семьи.
Может, по той же причине я ожидала, что она отстранится, если я попытаюсь её обнять, или натянет маску, или ещё как-то взбесит меня.
Но она не отстранилась. Она не натянула маску.
Она шагнула ко мне, поначалу робко.
Двигаясь осторожно, словно ожидая, что я её ударю, оттолкну, закричу, Касс аккуратно обвила меня руками. В первое мгновение она обнимала меня так, будто я могу сломаться… или будто я была каким-то хищным животным. Когда я её не оттолкнула, её руки сжались в настоящем объятии, и она вцепилась в меня ещё крепче, чем в Джона.
Она ничего не говорила, но её свет открылся.
Он открылся так сильно, что я вздрогнула, и та боль в моём сердце обострилась.
Прежде чем она отпустила меня, на мои глаза навернулись слёзы, и я ничего не могла поделать.
Я осознала, что цепляюсь за её ладони, за её руки.
Касс открыла рот. Я чувствовала, как она пытается подобрать слова, сказать что-то. Я ощущала в ней горе, понимание, что никаких слов не будет достаточно, и всё, что она скажет, сделает ситуацию только хуже. Я почувствовала в ней раскаяние, и это чувство расслабило что-то в моём сердце.
Это ничего не устранило, но убрало самые горячие и острые грани.
Кивнув ей, я послала импульс света, давая знать, что всё в порядке.
Не дожидаясь её реакции, я повернулась и посмотрела на Лили.
Моя дочь наблюдала за нами серьёзным взглядом, наблюдая за мной и Касс и словно пытаясь понять, что она видела, и что это означало. Улыбнувшись ей, я вытерла слёзы с лица и показала жест головой и рукой.
— Лили, милая, — сказала я. — Хочешь попрощаться с тётей Касс? — почувствовав, как Касс сильно вздрогнула рядом со мной, я прочистила горло, всё ещё вытирая щёки. — Она и дядя 'Дори сейчас уходят. Мы не знаем, увидимся ли мы с ними снова.
Лили посмотрела на меня, затем на Касс.
Я знала, что Лили была проницательной.
Она была намного проницательнее меня, особенно в её возрасте.
Я не говорила ей ни слова о Касс, ни хорошего, ни плохого, но даже будучи совсем малышкой, Лили знала, что здесь жило напряжение. Приняв меня и Ревика как своих родителей, Лили ни разу не спрашивала о Касс, не просила увидеться с Касс, не говорила о ней, не выражала тоску, любопытство или эмоции в её адрес.
Наверное, она видела, как я вздрагивала при упоминании Касс, или когда она впервые заговорила об её «другой мамочке», а мы с Ревиком переглянулись и поморщились. Видимо, Лили увидела и почувствовала достаточно и самостоятельно решила не поднимать тему Касс.
Естественно, я не позволяла Касс общаться с ней.
Я вообще не видела их вместе с тех пор, когда я была ещё не в себе, а Касс удерживала мою дочь в заложниках для Менлима. Я знала, что Касс посылала Ревику виртуальные послания и Барьерные отпечатки, чтобы помучить его, но я никогда их не видела до тех пор, пока не разделила с ним эти воспоминания.
Я даже не знала, видела ли Касс Лили после Нью-Йорка, до событий прошлых дней и недель. Единственный вариант, при котором она могла её увидеть — это если Балидор показывал ей кадры, пока она была заперта в резервуаре. Я знала, что Касс наверняка не видела Лили вживую после Нью-Йорка… во всяком случае, до событий последних недель, и я не подпускала её слишком близко.