SOLNЦЕЛЮБ & KOVIR-19. Песня о Волке
Шрифт:
Роды были трудными. Младенец – когтистый, в перьях, с крыльями и клювом – вышел в огненном шаре. Ни дать, ни взять – в отца! Когда шар лопнул и все птичьи атавизмы пали с новорожденного, его мама крикнула на все честное племя:
– Феникс помер!
И так оно и было, никто не сомневался.
От этого известия, на радостях, благодарные соплеменники сожгли ее на алтаре, как самую достойную богам. Младенца тоже умертвили рядом, но…
От папы унаследовал Лавров способность возрождаться после смерти, чем и воспользовался тайно той же ночью – болезненный и огненный процесс!
От мамы у него осталось множество других талантов, которые не сразу открывались, а требовали долгого труда и многих жизней.
Воспитывался он в чужом краю, где кровь людей не лили понапрасну – тем более, на алтари богов! – считая это страшным преступленьем, поэтому он, повзрослев, вернулся и отомстил за мать и за себя – весьма жестоко, начав тем самым цепь кровавого братоубийства, мести и коварства. Потом, много веков спустя, он попытался первый раз исправить последствия тех торопливых действий – безрезультатно…
Как хорошо, что не осталось никаких свидетельств, и никто не знает теперь привычек наших предков. Никто… кроме Порфирия Лаврова.
О времена, о нравы!
14 апреля 2020 года, вторник.
16-й-й день самоизоляции.
Страстная неделя.
Днем +9°,
ночью +3°,
дождь.
(Интернет-прогноз)
Сегодня с раннего утра погода солнечно-традиционно затеяла бороться со своим прогнозом, но в 9:00 сдалась, нахмурилась и нехотя заморосила.
Интернет-новости
10:15
В Россию доставили штамм COVID-19 из США для создания вакцины
В Петербурге возбудили дело за фейковую новость о заболевших курсантах
Вирусолог рассказала об особом сценарии эпидемии коронавируса в России
В Москве умерли еще 13 пациентов с коронавирусом
В московском метро временно закроют некоторые вестибюли на 20 станциях
USD: руб. 73,61,
EUR: руб. 80,33,
НЕФТЬ: руб. 32,00.
Вчера днем в кухню залетел сизарь. Когда я вошел, он сидел на газовой плите. Увидав меня, он нагадил со страху, взлетел под потолок и принялся носиться от стены к стене в поисках выхода. Потом ринулся к окну и врезался в стекло закрытой половины. Он бился, не понимая преграды. Пришлось шугануть его куда надо, и он вырвался на свободу – во двор, к своим добрым друзьям, которые, по всей видимости, его ко мне и загнали.
Глава 5. Пророчество
В сумерках раннего летнего утра через ворота западной сторожевой башни выехали из Киева двое всадников – княжеский сотник Блуд на боевом скакуне и слуга князя Ярополка, молодой копейщик Варяжко на низкорослой лошадке. Стражники, ворча и зевая, загремели засовами, запирая за ними тяжелые кованые ворота. Всадники прогремели по деревянному мосту через глубокий ров, выехали на тракт и повернули налево.
Всю дорогу до леса сотник то оглядывался и пускал коня в галоп, будто за ним кто-то гнался, и копейщик едва поспевал за ним, то останавливался, выхватывал из-за пояса булаву и боевой топор и начинал вертеться вокруг себя, словно отбивался от кого-то. В такие моменты копейщик отъезжал в сторонку и терпеливо дожидался, опустив копье до самой земли и ковыряя наконечником разросшийся у дороги чертополох. Вокруг не было ни души. Утреннюю тишину нарушали только ранний жаворонок в светлеющих небесах да топот и всхрапы несчастного коня сотника, взбивавшего копытами дорожную пыль вокруг себя. В конце концов, Блуд успокоился, и путники пустили своих скакунов в карьер, быстро достигли леса, на рысях миновали урочище с Аскольдовой могилой; у приметного каменного креста повернули с тракта налево, пересекли дубраву, взлетели на обрывистый берег – и сходу осадили своих скакунов. Оба ослепли от яркого солнца, встающего над широким Днепром…
Прикрываясь ладонью, сотник поискал глазами безопасный спуск. Не найдя, сплюнул в сердцах и пустил коня шагом – по-над яром, по самому краю. Копейщик поднял кверху свою тяжелую длинную пику, поставил торчком у седла и осторожно двинулся следом…
Было уже далеко за полдень, когда, после долгих блужданий, всадники в очередной раз остановились. Сотник спешился, бросил поводья копейщику и начал спускаться, оступаясь и соскальзывая, цепляясь за кусты и крепкие корни деревьев…
На крутизне, среди нор быстрокрылых стрижей, притаилась пещера колдуньи. Прямо над ней росла-изгибалась береза, и нависали косматые травы. Куст бузины перед входом загораживал пещеру от любопытных с реки. На небольшом пятачке между бузиной и пещерой стояла на камне хозяйка – колдунья Калуша. Лицо и руки у нее были раскрашены охрой. На ритуальных одеждах покоились длинные косы. В них были вплетены знаки силы и амулеты – орлиные перья, волчьи хвосты и мелкие звериные кости. На голове у колдуньи красовался обруч с тонкими ветвистыми оленьими рогами. Неподвижная словно засохшее дерево, она пристально следила за полетом птиц, опираясь на посох.
Запыхавшийся сотник остановился на склоне, рядом с кривой березой, оперся локтем о толстую ветку, вытер лицо. Отдышавшись, он хотел было двинуться дальше, да тут услыхал у себя под ногами как из-под земли:
– Будет дождь!
Он вздрогнул от неожиданности, потерял равновесие и, гремя доспехами и оружием, скатился под ноги колдуньи.
– Повезло тебе, а мог бы и вниз улететь, – сказала колдунья с усмешкой и легонько ткнула упавшего посохом. – Ты чего, воевать тут собрался? Вставай уже, Блуд!
Сотник поднялся, стряхнул с себя пыль, поправил меч с кинжалом на перевязи, подобрал булаву и топор и заткнул их за пояс. Поглядел на колдунью.
– Да и ты нарядилась как в праздник, Калуша. К чему бы?
Сотник еще раз встряхнулся, звякнув металлом, и проворчал:
– Насилу нашел твое логово! Два раза впустую спускался с обрыва и вновь забирался на кручу. Снова твой верный морок мне глаза застилал и голову чем-то морочил.
– Он меня сторожит. Не подпускает, кого ни попадя. Чем пугал в этот раз?
Сотник сказать не решился колдунье, что сегодня злой дух был особенно зол и всю дорогу меречил ему блестящее лезвие топора, занесенного над его головой. Наваждение было таким неотвязным и ясным, что сотник несколько раз собирался назад повернуть. Однако не повернул, – охота оказалась пуще страха. Сказал вместо ответа:
– Чего ты сюда забралась? На Киеве что не сиделось? Все твои у Велесова капища требы кладут на Подоле.
– Мне и тут хорошо. Подальше от всех. А ты что – опять воеводство меречить пришел?