Солнечная буря
Шрифт:
— Это так не похоже на тебя, Санна, — шепчет Кристина, с ненавистью глядя на Ребекку, которая стоит, прислонившись к входной двери.
— Завтра утром мы сменим замок на двери, — обещает Ребекка, когда они направляются к машине.
Санна несет на руках Сару, не говоря ни слова. Прижимает ее к себе, будто не намерена больше выпускать из объятий.
«Боже мой, до чего же я тогда
Санна взяла ее за руку, чтобы вернуть к реальности.
— Они захотят взять на себя воспитание девочек, пока я сижу за решеткой.
— Не волнуйся, — ответила Ребекка с отсутствующим видом. — Я поговорю со школой.
— Сколько меня здесь продержат?
Ребекка пожала плечами:
— Тебя могут задержать на срок не более трех суток. Затем прокурор должен подать в суд заявление о заключении тебя под стражу. И этот вопрос рассматривается не позднее чем через четверо суток после задержания. То есть в субботу.
— А меня могут заключить под стражу?
— Не знаю, — Ребекка заерзала на стуле. — Возможно. Не очень-то красиво выглядит, что они нашли Библию Виктора и этот нож у тебя в диване.
— Но ведь кто угодно мог подбросить их туда, когда я ушла в церковь! — воскликнула Санна. — Ты ведь знаешь, я никогда не запираю дверей.
Она замолчала, водя пальцем по красному джемперу.
— А вдруг это все же я? — неожиданно проговорила она.
Ребекка почувствовала, как тяжело стало дышать. Словно в маленькой комнатке начисто закончился кислород.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, — пропищала Санна и закрыла лицо руками. — Я спала. Я спала и не знаю, что произошло. А вдруг это я? Ты должна это узнать.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Если ты спала…
— Но ты же знаешь, какая я! Я забываю. Как когда у меня завелась Сара. Я даже не помнила, как мы с Ронни переспали. Он сам мне потом об этом рассказал. Как здорово это было. И я по-прежнему ничего такого не помню. Но я ведь забеременела, так что это явно произошло.
— Хорошо, — медленно проговорила Ребекка. — Но я не думаю, что это сделала ты. Провалы в памяти не означают, что человек мог кого-то убить. Но ты должна подумать.
Санна вопросительно посмотрела на нее.
— Если это не ты, — продолжала Ребекка, — значит, кто-то подкинул тебе нож и Библию. Кто-то хотел свалить вину на тебя. Кто-то, кому известно, что ты не запираешь дверь. Понимаешь? Это не сумасшедший с улицы.
— Ты должна выяснить, что все-таки произошло.
Ребекка покачала головой:
— Это, собственно, работа полиции.
Обе замолчали, потому что дверь открылась и в нее просунулась голова охранника — не того охранника, который проводил их сюда. Вошедший был высокий, широкоплечий, по-военному коротко
— Извините, что отвлекаю, — проговорил он, — но моя смена скоро заканчивается, и я… Ну, это самое, я подумал, что тебе захочется что-нибудь почитать. И еще купил немного конфет.
Санна улыбнулась ему открытой сияющей улыбкой, затем поспешно опустила глаза, словно смутившись. Тень от ресниц упала ей на щеки.
— О, спасибо, — сказала она. — Очень мило.
— Да не стоит благодарности, — пробормотал охранник, переминаясь с ноги на ногу. — Я просто подумал, что тебе здесь может быть скучно.
Он помолчал, но, поскольку ни одна из женщин больше не проронила ни слова, продолжал:
— Ну ладно, тогда я поехал.
Когда он ушел, Санна заглянула в пакет, который он ей дал.
— Ты купила конфеты куда вкуснее.
Ребекка вздохнула.
— Ты не обязана считать мои конфеты более вкусными, чем его.
— Но я все-таки считаю!
Навестив Санну, Ребекка отправилась к Анне-Марии Мелле. Та сидела в конференц-зале полицейского управления и ела банан с таким видом, словно кто-то собирался его у нее отнять. Перед ней на столе лежали три огрызка яблок. В дальнем углу зала стоял телевизор; на экране мелькали кадры видеозаписи вечернего собрания в Хрустальной церкви. Когда Ребекка вошла, Анна-Мария радостно поприветствовала ее, словно они были старые приятельницы.
— Хотите кофе? — спросила она. — Я принесла себе — сама не знаю зачем. Не могу пить кофе теперь, когда…
Она показала на свой большой живот.
Ребекка осталась стоять в дверях. В ней внезапно ожили воспоминания прошлого — пробудились ото сна при виде лиц на мерцающем экране. Она схватилась рукой за косяк.
— Что с вами? — Голос Анны-Марии донесся откуда-то издалека. — Лучше сядьте.
На экране Томас Сёдерберг обращался к пастве. Ребекка опустилась на стул, чувствуя на себе задумчивый взгляд Анны-Марии.
— Эта запись сделана вечером за несколько часов до убийства, — сказала Анна-Мария. — Хотите посмотреть?
Ребекка кивнула. Подумала, что надо было что-то сказать в качестве объяснения. Что она за весь день не успела поесть, и поэтому у нее закружилась голова. Однако она промолчала.
За спиной Томаса Сёдерберга стоял в боевой готовности госпел-хор. Некоторые поддерживали слова пастора одобрительными возгласами. Его речи аккомпанировали выкрики «аллилуйя» и «аминь».
«Как он изменился, — подумала Ребекка. — Раньше он носил простую клетчатую рубашку, джинсы и кожаный жилет, а сейчас выглядит как биржевой маклер в костюме от Оскара Якобсона и очках в ультрамодной оправе. Паства пытается копировать его стиль, но получается лишь жалкое подобие».