Солнечная кошка
Шрифт:
Во вторник на смене Пашка общался со мной подчеркнуто по-деловому, но хватило его ненадолго. Уже к середине дня, вдосталь демонстративно нафлиртовавшись со студентками, он уже ржал над какими-то мемами в своей ленте и совал мне телефон, чтобы я тоже оценила, подхватывал заказы, которые я не успевала и вообще вел себя так, будто того поцелуя и не было.
Инночка опять не пришла, и это было уже тревожно. Они там двое суток трахаются, что ли? И из-за этого она пропускает историю русской журналистики, по которой пишет курсовую и собирается писать диплом?
В среду меня разбудила смс от Артема: «Сегодня в шесть, где обычно? Приходи красивая, пойдем в ресторан».
Сердце забилось радостно и сильно. Все эти дни, после воскресного разговора, я держала себя зубами за холку, чтобы не написать ему, не позвонить и даже в «Телеграм» заходить пореже, чтобы не думал, что я там сижу и проверяю каждые две минуты, когда он последний раз заходил. Бывало и такое. Я усиленно гнала от себя мысль, что его молчание может означать расставание.
В наше время никто не тратит время и нервы на то, чтобы поговорить глаза в глаза. Прислали смску «мы расстаемся» — и то хорошо, а то можешь догадаться, что он тебя бросил только по тому, что уже месяц не появляется. Так и остаешься как дура: умер? Потерял номер? Уехал в Африку волонтером? Попал под машину и теперь у него амнезия? Нет, просто струсил и оставил запасной вариант, чтобы объявиться через полгода и удивиться: «Ты что, меня не ждала?»
По такому случаю я даже не пошла в институт, а поехала домой — переодеваться. Очень надеялась, что мама задержится на работе и можно будет спокойно накраситься и повертеться перед зеркалом, но не повезло. Она что-то готовила на кухне, на плите шкворчало и булькало, шумела вытяжка, орал телевизор и, перекрикивая его, комментировала какое-то ток-шоу мама.
Я проскочила в комнату и принялась перебирать свой небогатый гардероб.
Началось все как-то исподволь, я и не заметила. Мама зачем-то все время заскакивала в комнату, хотя непонятно, что ей было тут надо, но я старательно молчала, даже когда она начала комментировать мой выбор одежды. Не хотела портить себе настроение. Но она стала спрашивать про учебу, про Инночку, про канал — вода в этом котле нагревалась медленно. Очнулась я, когда внезапно прогремел вопрос:
— Ну и долго ты собираешься жить в таком режиме?
— Каком?.. — осторожно спросила я, все еще смутно надеясь, что она уже убедилась в моем твердом решении с выбором журналистики и все-таки немного поможет с оплатой.
Но зря.
— Ты как драная мартовская кошка! Хвост задрала, глаза горят! Опять к своему Артему?
— Да, он пригласил меня в ресторан, — смиренно ответила я, еще надеясь на мирный финал разговора.
— А ты и рада? Кто по ресторанам в будни ходит? Что хорошего? Неспроста это.
— Мам, ты уже не знаешь, к чему придраться! — я как раз нашла свою старую, еще школьную узкую юбку и теперь прикидывала, влезу ли я в нее. Если втиснусь — это будет бомба! И полупрозрачную розовую блузку. И все — чума, выносите.
— Думаешь, своим умом
— Не залечу. Мам, хватит! — попросила я.
У меня уже начали трястись руки, а мне еще краситься.
— Что «мам, хватит»? Тебе двадцать лет, а ты чем занимаешься? Подай-принеси в своей кофейне? Карьеру там будешь строить? Для этого тебе высшее образование?
На кухне все еще шумел бытовой ад, но мама, кажется, забыла о том, чем там занималась. Я была гораздо интереснее. Потыкать палочкой в мое образование, к которому она отношения не имела.
Меня как-то вызвали в учебную часть, чтобы попенять на прогулы и сказали, что в следующий раз будут звонить матери — видимо, чтобы пристыдить.
Как я орала! Боже, как я орала…
— Не твое дело, мам.
Она завелась с пол-оборота:
— Хамить подружкам своим будешь! Пока ты живешь в моем доме, изволь меня слушать! — она основательно устроилась в кресле, лишая меня последней надежды нормально собраться.
— Нормально все было, чего ты взбеленилась, а? — устало спросила я, опуская руки. Розовая блузка оказалась вся мятая и в каких-то пятнах. Я ее что — грязной в шкаф запихнула? — Сейчас уйду уже. Пили папу, он привык.
— То есть ты у меня в доме жрешь, срешь и еще на голову гадишь? — опасным тоном спросила она. Даже с каким-то наслаждением, словно вампир, который наконец дорвался до еды.
— Это и мой дом тоже.
— Твоего тут ничего нет! Разве что говно в унитазе. Вон возьми пакетик, собери и проваливай.
— Уже проваливаю, — буркнула я, вытаскивая первый попавшийся топик. Все, не стоит оно того, по пути накрашусь.
Я покидала косметику в рюкзак как попало и пошла за босоножками.
— Куда это ты? — Вдруг спросила мама.
— Сказала же — с Артемом на свидание! — удивилась я. — Может быть, не вернусь.
— Разве ты не должна предупреждать? — мама встала в коридоре, глядя, как я застегиваю босоножки и скрестила руки на груди. — Мы как договорились?
— Вот, предупреждаю.
— Заранее!
— Мам, ну чего ты опять цепляешься? — Взвыла я. О настроении речь уже не шла, тут бы не разреветься. Опухшую морду никакая косметика не спасет.
— Ты мне хамишь, а я должна терпеть? Я тебя не отпускаю! — мама передвинулась к входной двери.
— Я сама уйду, мне уже не восемь лет, — я попыталась отпереть замок, но она загородила его плечом. — Мам, ну не драться же нам?
— Не смей! — взвизгнула она, когда я отжала ее всем телом и все-таки приоткрыла дверь. — Уважай мать!
— С чего бы? — ухмыльнулась я, просачиваясь наконец на волю. Лифт ждать не стала, да ну нафиг.
И так мне вслед неслось злобное:
— Ты об этом пожалееешь! Вернешься — будет серьезный разговор! И он тебе не понравится!
Бля…
Глубину неприятностей, которые мне могла устроить дорогая мама, я представляла хорошо…