Солнечная кошка
Шрифт:
Я снова всхлипнула и щелкнула по своему сообщению.
«Удалить».
57. Бегство
Я опустила телефон, едва удерживая его ослабевшими пальцами.
Как же больно, когда никого нет.
Когда ты ни для кого в мире не самый главный человек.
Когда можно пропасть вот сейчас, навсегда пропасть, и тебя хватятся дня через три. Или через неделю.
Наверное, Пашка — удивится, что не пересылаю видео с Глазастиком.
Или нет, девчонки напишут по поводу вечеринки и удивятся, что не отвечаю. Хотя через
Мама решит, что я обиделась.
Из кофейни не дозвонятся и уволят.
Представлять, как они будут вести себя, если я исчезну, было отвратительно-мучительно-сладко. Как рассматривать фотографии смертельных аварий. Мерзко, страшно, притягательно.
А потом я от этого устала.
От всего.
Устала думать, устала волноваться, устала что-то выкраивать и вывозить слишком тяжелую для меня ношу. Если все, о чем я могу мечтать — это исчезнуть, то выхода просто нет.
Внутри растекалась тишина и темнота. И абсолютное спокойствие.
Руки привычно нащупали холодный ободок кольца, скользнули по нему, сорвавшись на выщербинке… я стащила его с пальца и швырнула куда-то в темноту.
И дальше, уже не разрешая себе задуматься об уместности, нашла в телефоне приложение такси и ввела адрес загородного дома Станислава Константиновича Вишневского.
Машина подъехала через пять минут.
В конце концов, у меня там мой кот. Заберу и уеду. Куплю билет на Бали и палатку, поставлю ее на берегу океана и буду питаться тем, что падает с пальм и жертвуют прохожие. Рожу ребенка на закате под пение мантр, вступлю в общину хиппи-йогов, начну преподавать азы медитации и дыхательных техник богатым туристам, а Глазастик станет родоначальником дымчатых кошек острова.
Я прижалась горящим виском к прохладному стеклу. Телефон в руке еле заметно завибрировал. Нажала «ответить», даже не глядя на экран.
— Скажи, что ты взяла такси и едешь ко мне.
Как он узнал… ах, ну, наверное, прочитал на экране блокировки.
— Я взяла такси и еду к тебе.
Вздох облегчения был слышен, наверное, даже водителю.
— Жду.
Стас встречал меня у ворот. Домашний, совсем не похожий на себя в других ипостасях: в серых спортивных штанах, огромной мятой футболке с дурацкой надписью. За ним толпились три его собаки с одинаково любопытным выражением на мордах. Хаски, как самый дисциплинированный, отгонял от меня двух других, которые рвались понюхать, а лучше полизать нового гостя.
— А где они были в прошлый раз? — спросила я.
— От Пашки твоего прятал, он же боится. Идем.
Он крепко сжал мою ладонь в своей, и сразу стало намного спокойнее.
Мы прошли в дом по темному саду, где фонарики, прячущиеся под листьями лишь тускло освещали тропинку, не засвечивая небо и звезды в нем. Собаки прошелестели по кустам, обгоняя нас, и встретили уже на кухне. Стас не стал включать свет, щелкнул только подсветкой над плитой и жестом предложил устраиваться за столом.
— Вино будешь?
— Буду! — откликнулась я. И тут же передумала: — Ой! То есть, нет… наверное нет. Не знаю. Мне… нельзя? Наверное…
Я замялась, не зная, что выбрать и как объяснить.
— Та-а-а-ак… — Стас покачал головой. — Рассказывай. Я сделаю
Он щелкнул кнопкой чайника и достал из шкафа несколько жестянок, огромную чашку, маленький заварочный чайник. Обернулся, потому что я все еще молчала и кивнул, подбадривая.
Изо всех щелей на кухню выползали сонные зевающие кошки и, покосившись на меня, направлялись к своим мискам. Все верно — зачем еще человек может прийти на кухню, как не для того, чтобы устроить любимому животному третий ужин?
— Мне стыдно… — призналась я. — Опять у меня неприятности. Еще больше становлюсь похожа на твою жену с этим нытьем.
Стас развернулся, оперся кулаками на стол и посмотрел на меня исподлобья. Что творилось в штормовых глазах в полутьме было и не разглядеть.
— Моя бывшая жена — наследница огромного состояния своего отца. — Отчеканил он. — У нее две квартиры — в Москве и в Питере, дом в Испании и трастовые счета в самых надежных банках, доступ к которым она получила в восемнадцать лет. Лучший друг ее отца — адвокат самой могущественной бандитской группировки страны, и его номер забит у нее в телефоне на быстром наборе. Вот когда обзаведешься хотя бы половиной ее возможностей, тогда и будешь похожа.
Чайник вскипел, и Стас вернулся к гулким жестянкам и фарфоровым чашкам. Звон чайной ложки звучал в полутьме уютно и по-домашнему. Вообще все вокруг было как-то умиротворяюще и спокойно, как и должно быть дома. Как я никогда себя дома не чувствовала. О мой рюкзак в ногах усиленно терся большой черный кот с обгрызенным ухом, остальные похрустывали кормом, время от времени оглядываясь — не собираюсь ли я отобрать у них заслуженную еду.
Вот так, грея ледяные пальцы о бока огромной чашки, на полутемной кухне, где кроме маленькой лампочки светились только кошачьи глаза, в тишине, заполненной только нашим дыханием — и еще храпом Аврелия, который пришел на свое королевское место и тут же там уснул — я рассказала немудреную свою историю о том, что я теперь бездомная и возможно беременная кошка без всяких перспектив. Напуганная до смерти и, как выяснилось, настолько одинокая, что ничего умнее, чем приехать сюда, не придумала.
Стас тихо засмеялся, услышав последний пассаж:
— Наконец-то хоть один умный поступок, — и потянулся накрыть мои пальцы, но чуть ли не обжегся об их холод. — Ты замерзла? Пойдем в комнату, закутаем тебя в плед. Чашку можешь взять с собой.
— А где Глазастик? — спросила я, следуя за хозяином по тихому дому. Он даже не включал свет — хватало луны, заглядывающей через высокие окна.
— Спит где-то. Хочешь найти? — Стас обернулся. Его глаза мерцали серебром в призрачном лунном свете.
— Нет, пусть спит.
В спальне было все так же уютно, тихо и почти темно, только слабо тлел ночник у кровати. Я завернулась в кофейный плед, подобрала под себя ноги, но мое тело все еще сотрясалось от крупной нервной дрожи.
От Стаса это не укрылось.
— Морозит? — спросил он, перебираясь ближе ко мне.
Оперся на спинку кровати, притянул меня к себе и обнял, позволяя устроиться на своей груди. Даже сквозь толстый пушистый плед я чувствовала его тепло и еще — как сильно и часто бьется его сердце, отдаваясь ритмом в моих костях.