Солнечное племя
Шрифт:
Мне не хочется верить глазам.
Эра снова надевает шлем и говорит:
— Таков был обычай моей юности. Первая Мать Рона. Инко подтвердит. Не было у нас более любимого упражнения, чем ныряние в отравленную атмосферу Мара и бег в пустыне. Здесь, на берегу Моря Смерти, я хотела отдать дань этому смелому спорту, на который не решалась в молодости. Иначе как же мне стать тебе помощницей?
Первая Мать Рона была настолько ошеломлена поступком Эры, что ничего не возразила ей.
Тяжел был подъем из невероятных глубин, занявший не один день. Я вдруг
Встревоженный, поднимался я, по-прежнему идя следом за Эрой и Первой Матерью Роной, стараясь размеренно дышать, как во время физических упражнений.
Так началась наша с Эрой жизнь среди марсиан. Нам отвели одну из каменных келий, где мы оставались одни.
— Ты знаешь, Инко, я так хотела бы дожить до мига, когда мариане смогут без скафандров выйти наружу. И поселиться на поверхности не в пещерах, а в домах, как на Земле.
Я понимал, слишком хорошо понимал свою Эру. Она заметила в себе то, что я лишь начал подозревать. Недаром подолгу просиживала она при свете холодного факела перед зеркалом.
Она старела у меня на глазах. Старела с непостижимой быстротой. Боюсь, что наши друзья Земли, Неон, Даль и другие, помня прекрасное лицо спящей в саркофаге, не узнают ее.
Конечно, она и теперь казалась прекрасной, но ее красота стала зрелой.
— Не расстраивайся, мой Инко, — говорит она с улыбкой. — Ты боялся, что вставшие между нами полвека будут барьером. Видишь, сама Природа уничтожает этот барьер.
Я просто приближаюсь к тебе по возрасту, чтобы быть счастливее.
Эти слова звучат для меня угрозой.
Я решаю, что жизнь в глубинном городе с его затхлой искусственной атмосферой губительна для Эры. Надо тотчас увезти ее назад на Землю.
Первая Мать Рона, выслушав мои опасения, соглашается.
— Я хотела, чтобы она сменила меня, — говорит она, и в ее словах я угадываю страшный для меня смысл.
Одновременно это звучит и разрешением увезти ее.
Я даю радиограмму на Землю Далю и получаю ответ: корабль "МАРЗЕМ-119" вылетает за нами.
В назначенный день мы видим через перископы, как опускается на зеленую равнину серебристая башня корабля.
Первая Мать Рона с печальной улыбкой провожает нас.
— Боюсь, что двойная тяжесть скорее повредит, чем поможет Эре, — на прощание говорит она тихо только мне.
Эра держится бодро. Обнимает Рону, прощается с дежурными шлюзовыми марсианами, и мы вместе с нею в легких земных аквалангах выходим из шлюзов на берег знакомого озера. До корабля отсюда не так далеко. Солнце слепит с непривычки.
Эра оглядывается вокруг, словно впитывая в себя красоту нового, рожденного здесь мира и замечает в небе темную тучу, скрывшую вдруг солнце. Стаи белых птиц мечутся перед нею, как подхваченные вихрем хлопья.
И сразу же мутные космы дождя преграждают нам путь. Еще мгновение, и они уже бьют нас по лицу, стекают струями по плечам и одежде. Мою бороду хоть выжимай.
Дождь
Эра, очевидно, поддается этому настроению. Она скачет под дождем на одной ноге, потом бежит вприпрыжку к кораблю.
Но что это? В приступе восторга или безумия срывает она с себя маску, забыв, что она не на Земле! И она бежит к кораблю от того же самого, теперь залитого водой кратера, от которого полвека назад бежал я без скафандра по песчаной пустыне.
Я никогда не переставал бегать, несмотря на свой возраст. Напрягая все силы, я гонюсь за нею, но отстаю, задыхаюсь, и тревога сжимает мое колотящееся сердце.
Она не может бежать без дыхания, как я когда-то. И по мокрой траве бежать труднее, чем по песку, ноги запутываются в ней.
И я вижу, как она падает сломленной тростинкой.
Задыхаясь, изнемогая от усталости, со слезами, смешанными со струями дождя на лице, я добегаю до нее.
Она лежит в изумрудной влажной траве. Наше маленькое, но яркое солнце снова выглянуло из-за туч и заставило засверкать капельки влаги на ее полуседых волосах. По ее осунувшемуся лицу текут не дождевые струи, а слезы!..
С трудом став на колени, надеваю на нее маску и приступаю к искусственному дыханию.
Зачем она сделала так? Зачем?
Кто поймет женщину или марсианку до конца?
Космонавты в скафандрах подбегают к нам, и мы втроем несем ее к кораблю.
И, несмотря на половинный земной вес, она кажется тяжелой.
Только в корабле Эра приходит в себя, оглядывается, плачет и говорит:
— Инко, родной мой Инко! Как хорошо!
Это становится сигналом к старту.
Состояние невесомости приносит ей облегчение. Но ничто не может изменить ее усталое, увядшее за время пребывания на Марсе лицо.
Я надеюсь только на Землю, на нашу вторую родину.
Глава четвертая. ПОСЛЕДНИЙ СОН
Земля встретила нас дождем. Но что это был за дождь по сравнению с недавним марсианским дождиком!
К люку космического корабля подвели телескопический стеклянный коридор, чтобы мы посуху могли пройти в здание космического вокзала.
Мы идем с оказавшимся здесь Далем. Я слушаю его печальное повествование о смерти старшего брата Галактиона и смотрю сквозь стекла на бушующую стихию.
Академик Галактион Александрович Петров если не в расцвете сил, то в ярком свете славы тихо скончался на восемьдесят седьмом году жизни.
Ветер налетает порывами и стучит водными струями в стекла так, что кажется, сейчас их вышибет. Потоки воды бьют толчками, стекая полупрозрачной пеленой.
Только в противоположное окно можно рассмотреть, что делается на космодроме.
Не только деревья, но и травы гнутся под дождем-косохлестом. На бетонных дорожках вода пузырится, словно кипит на раскаленной сковородке. Люди в блестящих плащах с капюшонами сгибаются в поясе, идя против ветра, или, повернувшись к нему спиной, пятятся к цели.