Солнечные часы
Шрифт:
Ты усмехнулся:
– Надо же, я как-то не подумал… Ваша правда, пожалуй, надо отвезти.
– Тогда… почему бы нам не вернуться, а? – Я беззастенчиво кокетничала.
Ты сдвинул брови.
– Хм… Но вообще-то мне уже пора…
Позволить тебе уехать? Ни за что. Мне в руки случайно попало чудо, и я его не упущу.
– Скажите, вы бы сделали то же самое – привезли еду и вино – для кого угодно?
– В смысле – для любого человека, которому продали тухлого цыпленка?
Я засмеялась:
– Вот именно.
– Наверное,
То был счастливейший миг моей жизни. Ты считал меня особенной. Никто не поступал ради меня так, как ты, и я ощутила, что могу быть сумасшедшей, могу сделать что угодно. Никаких границ, никаких правил. Я заметила обручальное кольцо у тебя на пальце – и отмела мысль о нем. Ты женат. Ну и что? Не повезло вам, миссис Роберт Хейворт, потому что я отниму у вас мужа. Я была абсолютно безжалостна.
Целых два года я отрицала возможность связи с мужчиной. Отказывалась даже думать о сексе.
Это в прошлом. Мне хотелось сорвать с тебя одежду и прямо там, на парковке, заняться с тобой любовью. Я должна была тебя получить. Встреча с тобой позволила мне вмиг избавиться от прошлого. Ты ничего обо мне не знал – просто видел перед собой привлекательную женщину со склонностью к скандалам. Magret de Canard aux Poires сыграла роль хрустальной туфельки, полученной из рук принца. Все для меня переменилось, я стала прежней. Из кошмара моя жизнь в мгновение ока превратилась в сказку.
Спустя час мы вошли в комнату номер одиннадцать мотеля «Трэвелтел».
Звякает входной звонок. Ивон вернулась! Я бегу в прихожую.
На пороге стоит детектив-констебль Селлерс, который уже был здесь утром.
– У вас шторы не задернуты, – говорит он. – Я увидел, что вы не спите.
– Случайно проезжали мимо моего дома в два часа ночи?
Он смотрит на меня как на дурочку.
– Не совсем.
Я жду продолжения. Боюсь услышать, что ты меня бросил. Еще сильнее боюсь услышать, что с тобой случилась беда.
– Вы в порядке? – спрашивает Селлерс.
– Нет.
– Позволите войти на минутку?
– А могу не позволить?
Он следует за мной в гостиную, пристраивается на краешек дивана.
Я стою у окна.
– Рассчитываете, что предложу вам выпить? Горячего шоколаду не желаете? – Я продолжаю спектакль – ничего не могу с собой поделать. Сочиняю реплики и воспроизвожу их срывающимся голосом.
– В понедельник вы заявили детективу Уотерхаусу и сержанту Зэйлер, что если они осмотрят дом мистера Хейворта, то что-то там обнаружат.
– Что вы нашли? – с трудом произношу я. – Роберта? С ним все хорошо?
– Во вторник вы заявили детективу Уотерхаусу, что Роберт Хейворт вас изнасиловал. Теперь вас беспокоит его самочувствие?
– Как он? Что с ним? Да не молчите же!
– Вы утверждали, что мы что-то найдем в доме мистера Хейворта. Что именно? И откуда такая уверенность?
– Я вам говорила!
– Что это было?
– Не знаю!
В моих воспоминаниях о том дне по-прежнему зияет гигантская черная дыра. Но я точно что-то видела. В этом я уверена, абсолютно уверена. Помолчав, чтобы немного успокоиться, продолжаю:
– Вам должно быть знакомо такое чувство. К примеру, видите на экране артиста и точно знаете, что его фамилия вам известна, но никак не можете вытащить ее из памяти.
От усталости перед глазами плывет. Селлерс превращается в туманное пятно.
– Где вы находились вечером прошлой среды и в прошлый четверг? Можете рассказать по минутам?
– Зачем? Что с Робертом? Говорите же!
Бороться всегда стоит, какую бы цену ни пришлось заплатить. В наши дни мало кто так считает. Мир с каждым днем становится все более равнодушным, и в ходу теперь всеобщее порицание любых войн, даже освободительных. А я всей душой верю в то, что бороться надо до конца.
– Вы не смеете со мной так обращаться! Я жертва, а не преступница. Я думала, у полицейских манеры лучше. Разве вы не должны проявлять сочувствие к жертвам?
– А вы жертва – чего? Насилия? Или исчезновения любовника?
– Это я должна спрашивать: в чем меня обвиняют?
– По вашему собственному признанию, вы нам солгали. Не рассчитывайте после этого на доверие.
– Роберт жив? Просто ответьте – он жив?
Три года назад я поклялась, что больше никого никогда не буду умолять. И вот поглядите на меня сейчас.
– Роберт Хейворт вас не насиловал, верно, мисс Дженкинс? Ваше заявление было ложью.
Мне противно смотреть на одутловатое лицо в розовых прожилках.
– Это правда, – продолжаю настаивать я. Силы мои на исходе. Сейчас проще всего ухватиться за то, что мне давно знакомо. За маскировку.
Именно об этом я думала после изнасилования, когда поняла, что худшее позади и я осталась жива. Как скрыть от мира, что со мной произошло? Я понимала, что с личной бедой справиться будет проще, чем с позором, если все узнают.
Я ни у кого никогда не вызывала жалость. Из всех друзей, моих ровесников, я самая успешная. Я обожаю свою работу. Типографский шрифт я продала компании «Adobe» еще студенткой и деньги пустила на свой бизнес, который оказался очень прибыльным. В глазах окружающих я имею все: творческую работу, которая приносит удовлетворение, финансовую стабильность, массу друзей, замечательную семью, собственный прекрасный дом. До нападения у меня не было недостатка в приятелях, и хотя человек я далеко не бессердечный, они меня любили больше, чем я их. Мне все завидуют, постоянно твердят, какая я счастливая, одна на миллион.