Солнечный мальчик
Шрифт:
И вызвала шквал новых вопросов:
– Родители, мамы и папы… Они ко всем приезжают, и в третий корпус?
– Далеко не ко всем. Особенно в третьем корпусе не у всех есть родители.
– А у меня – есть?
Вопрос был неожиданный и прямой. И требовал прямого ответа.
– Есть, Антон. Но мама оставила тебя в роддоме. Её, наверно, убедили врачи, что ты не выживешь. Или останешься на всю жизнь таким, как был, когда мы с тобой встретились. Она решила, что не справится.
Антон несколько секунд молчал, обдумывая
– Она знает, что я здесь? И здоров?
– Нет, она не знает. Женщины, которые отдают детей, больше ничего о них не знают.
– Женя, очень тебя прошу, найди её, пожалуйста, и расскажи про меня.
– Это сложно. Они не хотят, чтобы их находили.
– Но она узнает, что я здоров, обрадуется. Найди её, постарайся!
– Я попробую, обещаю тебе, – осенью, в Городе, хорошо? Ты потерпишь до осени?
– Я буду ждать.
Истории болезней хранились в шкафу за стеклом в кабинете Виктора Сергеевича.
На средней полке толстые, они начинались уже здесь. А на верхней – тоненькие, которые пришли с маленькими пациентами.
Они были в прозрачных папках двух цветов. Женя знала уже – красные, которые не открывались при ней – это малышей, которых родители не хотят знать. Жёлтые – тех, к кому приезжают.
Взять тайком и посмотреть? Стыдно, Виктор Сергеевич доверяет ей. Она шла по коридору, мучилась, и так и не решила, что делать. Но когда вошла в кабинет, и Виктор Сергеевич встал из-за стола ей навстречу…
– Виктор Сергеевич, Антон спросил про маму. Я рассказала ему, всё, как есть. И он просит отыскать её. Отказать я не смогла. Он надеется, думает, узнает она, что он здоров, обрадуется.
Голос её дрожал, и она чувствовала, что вот-вот расплачется.
– Я пообещала её найти, просто не смогла отказать!
– Я не могу разрешить. И отказать тоже не могу.
Он снял с полки, не глядя, красную папку в самом начале стопки.
– Читайте. Но Антону правда может навредить. Его состояние очень хрупко.
– Я понимаю.
Предыстория была краткой. Родился девятого июля… года в их Городе! И фамилия матери, и адрес! Надо запомнить, это главное сейчас. В графе «отец» – прочерк.
– Я пойду, Виктор Сергеевич.
– Поберегите Антона.
В своей комнате она первым делом занесла в телефонную книжку – Сергеева Марина Николаевна, Морская, дом 3 квартира 27.
Капитану «Ласточки» оставили в единственном в Санаторной зоне ресторане уютный столик на двоих.
Они сидели в стороне от эстрады, музыка не мешала разговаривать. И приглушённый свет, и вино, и алые розы на столе, которые Сергей подарил ей при встрече. Он был в штатском, и от этого стал как-то ближе, но всё равно – самый умный, самый добрый, самый красивый!
И всё вокруг было прекрасным – нарядный зал, весёлые беспечные люди вокруг – после третьего корпуса с больными детьми каждый день, целый день.
Серёжа положил свою большую руку на её, маленькую:
– Вы так умеете радоваться! А я разучился, наверно. Вам не скучно со мной?
– Не наговаривайте на себя.
– Вы знаете, я уже не мальчик, и у меня это очень серьёзно. Но я боюсь связывать вас – даже словом. Я ведь моряк, это на всю жизнь. К весне закончим ремонт «Академика Осинского», и я опять буду уходить в плаванье на три месяца, а то и на полгода.
– Вы не сказали самого главного. Вы любите меня?
– Ну конечно, я вас люблю.
– Тогда всё остальное не имеет значения.
Потом они медленно шли по аллее от ресторана, и Сергей думал – ну почему мне так трудно поцеловать её, почему? В жизни такого не было, я же взрослый мужик!
Но когда он решался, наконец, – из-за поворота, или из боковой аллеи появлялась какая-нибудь пара, Санаторная зона гуляла по вечерам.
Только в «Сосенках» было тихо и спокойно, и тёмные окна, как зеркала, отражали звёзды и лунный свет, и синие дежурные лампы горели в коридорах. И он поцеловал её на первом же тёмном углу. Дальше они шли, молча, но он не отпускал её плечо, и она так доверчиво и послушно шла рядом, что у него замирало сердце.
– Расскажи мне про Антона. Он тебе кто?
– Не родственник ли? Нет. Я с ним здесь познакомилась. Когда я приехала, он ничем не отличался от остальных. А потом появился этот дельфин, и я видела, видела – что-то происходит. А когда он заговорил… У него, оказывается, была врождённая способность к телепатии, и проявилась с дельфином. И этот дельфин, Дэн, лечил его, долго лечил. И оказалось, что у него потрясающие способности! Виктор Сергеевич боится, что может быть рецидив, возврат к болезни.
– Этого никто не может предвидеть, к сожалению.
Но тут, как из-под земли, появился комендант.
– Молодые люди, вы разве не знаете, который час? Девушка, я вас предупреждал, третий корпус закрывается в десять часов.
– Я уже ухожу, Егор Иванович.
– Сергей Николаевич, вы? Я вас не узнал, простите. Но понимаете, есть порядок, режим, у нас ведь лечебное учреждение. А отдыхающие, как дети, прячутся по кустам.
Назавтра «Ласточка» ушла в Город. И Женя начала считать дни до следующей субботы.
Как-то после вечернего представления они с Игорем Александровичем и Виктором Сергеевичем смотрели новые записи.
– Ничего не понимаю, Женя! Смотрите, сейчас они разговаривают между собой. Вот сигнал Сильвы. Следом Чак. А потом вдруг пауза. И опять Чак. С чего это ему в одном ответе делать паузу? А вот говорит Сильва, остальные молчат. А теперь молчат все четверо. И такого оживлённого разговора вчера ещё не было. Такое впечатление, что они разговаривают не только между собой. С кем они разговаривают?