Соло

Скотт Кайли

Джимми выпалил еще парочку ругательств и поспешно надел свой пиджак.

— О, так на тебе рубашка с оленьими перепихушками, — сказал Мал, почесывая Киллера по голове и, по сути, дразня его. — Классно, чувак. Я подарил ее отцу в качестве прикола несколько лет назад. Но знаешь, как по мне, это офигенно здорово, что ты так уверен в себе и своей мужественности, чтобы выйти туда в таком виде.

— Мне кажется, ему идет, — улыбнулась я. — Она отражает его душевную красоту, что удается далеко не каждой рубашке.

— Верно, верно, — на этот раз Мал улыбнулся, и эта улыбка была больше похожей на привычную. Это определенно лучшая попытка за сегодня. —

Мне нужно вернуть этого паренька его маме. Его пора укладывать.

Я протянула щенка.

— Пока, Киллер.

Держа щенка на высоко поднятой руке, Мал пошел вниз по коридору.

— Ты заставил его улыбнуться, — сказал Дэвид.

Джимми перестал хмуриться и вертеть пуговицы на пиджаке.

— Хоть кому-то это принесло пользу.

— Ты был молодцом на похоронах, — Дэвид скрестил руки на груди, облокотившись о дверной косяк. — Действительно молодцом. Речь была прекрасная.

Джимми потер затылок.

— Как думаешь, мы уже можем отправиться в отель? Хочу в качалку.

Абсолютное уклонение от слов брата, что, видимо, было сделано с целью избежать смущения, словно в мире Джимми не было места для такой вещи как похвалы. Что странно для рок-звезд. Учитывая то, каким суетливым он становился при появлении брата, можно было бы подумать, что он греется в любом внимании со стороны Дэвида. Этот парень был ходячим противоречием.

Неудивительно, если бы ответ Джимми повлиял на выражение лица Дэвида. Но тот всего лишь улыбнулся.

— Конечно. Найду Эв и Бена.

— Хорошо.

Дэвид не сдвинулся.

— Слушай, по поводу недавнего с мамой. Я не хотел...

— Все нормально, — оборвал его Джимми. — Не парься.

— Просто я... я не перестал в тебя верить. Кажется жестоким не предоставить ей такого же шанса.

Джимми резко втянул воздух.

— Ты был готов бросить меня. Черт, ты угрожал это сделать, помнишь? Да все вы. Но я не об этом. Последние несколько лет я предоставлял ей столько возможностей. А все, что она делала — выжимала из меня деньги при каждой гребаной возможности. Ей не нужна помощь. Она счастлива жить в сточной канаве.

Дэвид вздрогнул.

Я уставилась в пол и стояла молча. Разрезать ножом воздух не получится: для этого, по меньшей мере, потребуется цепная пила.

Чертовски неловко.

Если бы Дэвид не стоял в проходе, то я бы быстренько удалилась, давая им личное пространство, чтобы выяснить отношения. Но я застряла, поневоле неся бремя свидетеля. Вряд ли Джимми оценит, что я столько узнала о нем за один день. Не в физическом плане, а в смысле его секретов, его прошлого. Такая информация связывает людей, и мой босс относился к тем, кто меньше всего желает чего-то подобного. Смотря на него, понимаешь, что мои попытки не заводить отношения и оставаться одной кажутся детской игрой. И напряженные отношения, которые он завязал со своим братом, с которым он тоже работает вместе, были тому главным примером.

— Да, — выдохнул Дэвид, оборачиваясь, чтобы уйти. — Наверное, ей помощь ни к чему.

Я ждала, пока мы с Джимми останемся одни, чтобы поговорить. Долгое время единственным звуком была капающая вода из крана. Пришло время нарушить молчание.

— Он прав, — сказала я. — Речь получилась идеальной.

Джимми посмотрел на меня из-под своих темным бровей. В его глазах бушевал ледяной ураган, а челюсть была стиснута.

— Ты проделал превосходную работу, — сказала я, сосредотачиваясь на позитивной части его разговора с братом. — Правда, просто фантастика. Как я и говорила.

Уголок его губ дернулся.

При виде этого внутри меня что-то встрепенулось от облегчения.

— Ты поняла это еще тогда, да? — спросил он.

— Да, поняла.

Он покачал головой.

— Здорово. Разве я не сказал тебе уходить?

— Ты всегда посылаешь меня. Я была бы уже на полпути к Юкону [территория на северо-западе Канады — прим. перев.], если бы на самом деле слушалась тебя, — я как следует зевнула. Если бы не было так прикольно подкалывать его, тогда я бы с большой вероятностью перестала это делать. Причем с вероятностью, близкой к нулю.

— Ты так и не сказал, действительно я уволена или еще нет.

Он изогнул брови, ожидая ответа.

— А как ты думаешь, Лена?

— Я думаю, несмотря на все то, что срывается с твоего языка, ты продолжаешь мне платить. А деньги решают все.

Он ничего не ответил.

— А еще я думаю, что если я в самом деле уйду, то ты будешь скучать по мне, Джимми Феррис.

На мгновение запутанная, нуждающаяся частица меня жаждала, чтобы он согласился, что было полным безумием. Мне нужно вырезать эту глупую частицу и сжечь ее, убрать из своего тела. Потому что не сомневаюсь: она сделает со мной то же самое. Любое нелепое желание, возникающее после нечто похожего на нежную эмоцию со стороны Джимми, было большой ошибкой. Его нельзя рассматривать в качестве объекта привязанности, к тому же какие бы то ни было слабинки в его характере были зарыты глубоко внутри давным-давно руками той суки эпических масштабов, его матери. И помимо прочего быть одному намного лучше, думаю, мы оба знаем об этом. В связи с ситуацией, в последние дни нам просто случилось проводить время вместе. Наверное, так было лучше, чем справляться в одиночку.

— Да неужели? — он одарил меня равнодушным взглядом. — Почему бы тебе не уйти, после чего мы и узнаем?

Я улыбнулась.

— Заметано.

4 глава

Два дня спустя…

— Что? — спросил Джимми, не отрывая глаз от телевизора. На экране вовсю бушевал хоккей, какая-то одна команда играла против какой-то другой. Нет, мне, правда, было побоку, кто с кем там играл.

Уже прошло два дня с момента нашего возвращения в Портленд, и мы вернулись к обычной рутине, только с одним или двумя небольшими поведенческими различиями.

— А? — спросила я, водя пальцами по экрану своей электронной книжки.

— Ты продолжаешь странно на меня смотреть.

— Нет, я не смотрю.

— Да, ещё как, — разозлился он, бросая на меня беспокойный взгляд, который я заметила краем глаза. — И делаешь это целый день.

— Ничего подобного. Ты всё выдумываешь.

Ничего он не выдумывал. С того самого дня в Кёр-д’Ален всё изменилось. Я изменилась. Я не могла смотреть на него, слушать его или находиться рядом с ним без своей соответствующей реакции, хотя искренне её не хотела. Вопреки надеждам, мои чувства не исчезали. Вместо этого, они, казалось, крепко осели, внедряясь всё глубже и глубже в моё сердце и разум. Все проблески его души и его проблемное прошлое безвозвратно изменили моё отношение к нему. То, как теперь я смотрела на него и то, как часто. Горькая правда заключалась в том, что эта ужасная идиотская влюблённость или, чем бы это ни было, скорее всего, отражалась на моем лице каждый раз, когда я к нему поворачивалась. Именно так, не иначе.