Соломенный век: Сутемь
Шрифт:
– Есть, – сказала Ноа и покосилась глазами на подругу рядом. Ей уж точно было нечего бояться.
Девочка испытующе посмотрела на Киру, укладывая такое необыкновенное положение дел в голове.
– А, ну это как у нас дома! – озарило её.
Не понимая, что другие находят в этом смешного, она продолжала обдумывать что-то своё. Выбравшись из объятий Нои, она вдруг подошла к Кире и посмотрела ей в лицо с серьёзным видом.
– А ты будешь следить за папкой, чтобы с ним ничего не случилось? А то он у нас такой непоседа!
Малика с чувством махнула рукой,
Мужчинам довольно весело было слышать такие просьбы ребёнка чужой женщине. Кира не смеялась. В глазах девочки она видела неподдельную заботу и переживания за родного отца. Она прекрасно понимала, что чувствует Малика, ибо сама всё детство чувствовала то же самое, когда её отец уходил на охоту, и должна была ещё успокаивать младшую сестру.
– Буду, – ответила Кира, еле сдержав слёзы умиления.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Малика от радости и облегчения бросилась Кире на шею.
– Это так здоррово!
– Только тогда ты тоже должна дать мне одно обещание.
Кира сняла с шеи своё ожерелье, которое носила скрытно под рубахой, и положила в подставленные ладошки.
– Береги это. Никому не показывай и не давай в руки. Я не могу взять его с собой, потому что карманы забиты разным, а на шее мешать будет. Это украшение от моей мамы, мне оно дорого, но я боюсь потерять его по дороге.
Девочка бережно ощупывала доверенную вещь.
– Никому-никому не давать? – серьёзно переспросила девочка.
– Никому!
– А почему нельзя показывать?
– Потому что тогда у тебя захотят это отобрать, и когда я вернусь, страшно разозлюсь на этих людей.
Поразмыслив, где можно было бы припрятать такое сокровище (сама Кира дала! Жаль, конечно, что нельзя показывать мальчишкам, чтобы утереть им нос), Малика решила последовать примеру владелицы и надела ожерелье себе на шею, старательно упрятав под одежду (пусть только попробуют отобрать, она так надаёт!)
– Так не видно? – спросила она, повернувшись разок перед Кирой, чтобы та посмотрела, не сильно ли видно ожерелье сзади на шее.
Кира машинально поправила волосы девочки, а заодно и одежду, стряхнув с неё пыль. Закостенелая материнская привычка. В её случае – старшей сестры в роли матери. Краем глаз она перехватила изучающий взгляд Дамиры, которой, вероятно, многие детали из прошлого Киры были неизвестны, в том числе что касалось маленьких девочек, к которым она питала особую слабость. Её причину сутемьчане узнали вчера во время ссоры с градоначальниками, а такие сведения не передавались кому ни попадя, чтобы сеять слухи.
– Не видно, – успокоила Кира Малику.
– Скажу маме, чтобы не стригла слишком коротко, – рассудительно решила Малика. – И платочком обвяжу, как у тебя. А то болтаться будет, когда бегаешь.
Кира сняла свой платок с шеи. Для девочки он был великоват, и чтобы укоротить его, Кира обмотала его вокруг ожерелья, закрыв его таким образом. Завязала двумя простыми узелками под горлом, поправила хвостики спереди и треугольничек на детской спинке. Красавица, хоть сегодня на выданье замуж.
– А как же ты? – спросила Малика.
– Мне он мешает. Я его ношу, только чтобы повязка на ране не пылилась. Её всё-равно скоро снять можно будет, так что мне не жалко. Носи на здоровье.
Девочка с радостным волнением покрутилась, смотря себе за спину. Пробежала взад-вперёд и вернулась крайне довольная. Какой-то вопрос её, очевидно, ещё мучил, и она, похвалившись перед Ноей (правда, красиво?), опять подошла к Кире.
– А маме можно показать?
– Маме можно. Она же всё-равно заметит. Все его тут уже видели. Из наших тебе никто ничего не скажет, но насчёт здешних людей я не уверена. Тут это очень ценная вещь и носить её можно только двум самым главным.
– Твоя мама, получается, тут тоже была главная? Смешно выходит – она тут главная была, а ты теперь у нас!
Кира пожала плечами:
– Я не знаю, была ли она тут главная. Она мне не рассказывала про это. Мне кажется, что нет.
Малика между разговором потрогала Киру за шею – осторожно, чтобы не сделать на месте раны больно, – и с детским трепетом погладила кончиками пальцев волосы, ниспадающие по плечам. Обычно Кира подвязывала их ленточками в пряди, чтобы они не развевались, но после прибытия в столицу просто обхватила их одним пучком чуть ниже темени и спустила по плечам. Немного непривычно было видеть её с такой причёской, которая, к слову сказать, не делала бесспорную красавицу менее красивой. По-другому красивой – вот так будет правильно.
Наполнив своё сердечко до краёв неописуемым восторгом, девочка сорвалась прочь:
– Пойду, расскажу ей про папку, чтобы не переживала. Вот она обрадуется!
Через несколько шагов Малика неожиданно развернулась и обогнула костёр, вспомнив, видимо, про своего отца, который в это время уже вовсю паясничал с друзьями и Дамирой, рассматривая её оружие. По негласному утверждению сутемьских мужчин, ничто не делало девушку такой привлекательной, как хорошее оружие, и проще всего было с ними сдружиться, дав им его взвесить в руках и пару раз махнуть в стороне.
Бесцеремонно обняв сидящего Дината за шею и совершенно не обращая внимание на его скучную болтовню, она громко прошептала ему на ухо (одно ухо отца для неё всегда было открытым):
– Приходи скорее назад! Ты хоть и непослушный, но мы всё-равно тебя любим!
– Так мы не сегодня ведь уходим, а послезавтра! Скорее всего… – ответил Динат.
– Ладно.
Обрадованная Малика помчалась вприпрыжку докладывать матери о том, что другая женщина клятвенно пообещала следить за её мужем в походе. Доверчивое дитя не могло даже представить себе, что на этот счёт обычно думают взрослые. Перед бараками ей навстречу высыпала гурьба мальчишек, в которой были и её братья, и она как заправский драчун запросто растолкала их, пробивая себе дорогу. Кого-то из последних даже пнула, очевидно, мстя за оброненное наглое слово. Пару взрослых глаз у костра провожали её взглядами.