Соломенный век: Сутемь
Шрифт:
Арест вздохнул и неопределённо махнул рукой. Компания за костром дружно встала и позвала отсевшую пару принять участие в показательном состязании в стрельбе на пустыре. Повод этому дала Дамира, которая смело заявила, что попадёт в цель с того же места, откуда её соперник это сделает. Такой вызов нельзя было пропускать безнаказанно мимо ушей.
Прежде чем встать, Кира обняла Ареста.
– Спасибо, – зашептала она, расчувствовавшись до слёз. – Спасибо тебе! Мне этого не хватало так сильно… Я боялась тогда идти к вам, я не знала, как вы примете меня. Надо мной в плену много издевались, мне было очень больно. И страшно, потому что я боялась не встретить таких людей, как мой отец.
Арест отечески похлопал её по спине.
– Ты справишься. Мы верим в тебя. Твой отец был хорошим
– Я постараюсь.
– Это наше общее дело и общая боль, каждый из нас поможет тебе всем, что умеет. Пойдём, развеемся. Успеешь ещё наплакаться.
Друзья уже были заняты тем, что совместными усилиями обустраивали полигон на пустыре рядом, решив не только посоревноваться, но заодно и дать всем желающим возможность потренироваться и поделиться своим опытом. Дамира уверенно сдержала своё слово, вгоняя стрелы в цель или промахиваясь по ним, но с меньшей погрешностью. С одной стороны она обескуражила мужчин – многие из них считали себя хорошими стрелками (скромно сказано), – а с другой заслужила их уважение. Ноа доселе считалась лучшей сутемьской лучницей, и выходило так, что этот титул она не сможет закрепить за собой в их партизанском отряде, на что та нисколько не обижалась. Кира упражнялась без надлежащего энтузиазма в духе соперничества, как её товарищи. Она использовала тренировку в первую очередь для того, чтобы подобрать себе подходящий лук. Желания променять его на арбалет не возникло, и не потому что это было оружие врага, а потому что достоинства лука в её глазах однозначно перевешивали. Он привычней и родней. Подавляющее большинство скаутов осталось при этом же решении, хотя никого не убеждали в его правильности. Напротив – трофейных арбалетов было много и болты к ним было проще делать, чем стрелы, поэтому менее уверенным в себе стрелкам предлагали этот вариант и так же делились опытом. Вечерний театр послужил для многих учебным пособием.
Друзья, посмотрев на промахи Киры по крайней мишени, куда она отошла, махнули рукой, списав неудачи на отбитое левое плечо и не до конца сошедшие следы ожога на правой ладони, что ей, вероятно, доставляло ещё неудобства. Рады были, что она вообще немного поправилась обильной едой за проведённые дни в столице. Ещё бы отоспалась, но этого ей тут никто предложить не мог, так как никому из сутемьских людей не спалось хорошо от тягостных мыслей о прошлом и предстоящем, поэтому оставалось только сочувственно зевать.
Посчитав, что довольно доставила расстройств товарищам, Кира вернулась под навес перед бараками, который служил штаб-квартирой. Чурбаны, простенькие скамьи и длинная доска между стойками, которую следовало скорее называть прилавком, чем столом, по комфорту не шли в сравнение с кабинетом градоправителей. Но так как никто из сутемьчан в оных не был (и не горел желанием побывать), а в Сутеми это было стандартной обстановкой домов, то поводов извиняться перед гостями никто не видел. Выложив на прилавок все свои вещи, Кира провела полную ревизию. Сегодня для этого было самое время. Под любопытным наблюдением детских глаз, чьи обладатели охотно слонялись рядом, боясь рассердить вожака глупыми расспросами, Кира почистила винтовку (ух ты, вот как это делается!), пересчитала оставшиеся патроны, связав их в узелок, и вытряхнула болты из патронташа.
– Отнеси их на склад, – попросила она Малику, которая осмелела настолько (обнаглела – по мнению братцев-сорванцов), что уже не боялась первая подходить к Кире, даже не имея повода. – А заодно принеси вместо них стрелы, штук двадцать, и колчан.
– Нам нельзя туда заходить, – неуверенно сказала девочка.
Кира усмехнулась краем губ. Малика не спросила, где склад. Можно было поспорить, что все мальчишки это уже знали и успели не раз подглядеть через щели на несметные богатства пиратов. С задней стороны, ибо дверь сторожил толковый пёс, которому не пришлось долго объяснять задание. Тот решал задачу тем, что ложился рядом с дверью под тень от стены и клацал зубами, когда дети или женщины намеревались подойти к ней. Помещение, которое мужчины выбрали в качестве склада, находилась рядом со штаб-квартирой, но было обращено дверью не к площади, а от неё – что пса, который не любил суматохи, вполне устраивало. Одиноко он себя тоже не чувствовал, потому что имел прямой контакт с теми, кто был под навесом. Иногда он ложился там и следил за дверью. Судя по осторожности, с которой Малика за прошедшие дни подходила к серому другу её отца, тот её принимал не намного радушней других детей. Кусать ни разу не куснул, но когда ему надоедало терпеть робкое поглаживание по макушке и бочушке, он вставал и с недовольным видом отходил. Мальчишек он хватал за штанины, взрослых тоже – если находились ещё такие глупые особи, не понимающие простых вещей, – но девочек крайне редко. Таких злобных в Сутеми не водилось, которые намеренно его злили, мстя за свои слёзные обиды. Если какие-то и были, то после драки в горах и строгих родительских выговоров – брысь от пса, и не смей лезть, он нам верой и правдой служит! – их отношение резко изменилось если не в положительную сторону, то на манер взаимного игнорирования.
– Всё правильно, – подтвердила Кира, искоса глянув на серого сторожа. – Детям нельзя туда заходить, там много чего может им на голову свалиться и запросто её отрубить. Пусть Ленар с тобой сходит, сейчас я его попрошу, когда он подойдёт.
Тот как раз вышел на улицу и умывался. Мало кто вставал вместе со скаутами на заре, большинство людей просыпались по старой привычке час-два спустя. Теперь многие спали и подольше – вероятно, им не хватало криков петухов под окнами и мычания коров (Нууу!!! Я голодна и не доена!), и сейчас как раз пришло время, когда люди начинали один за другим выходить из дверей и потягиваться на солнышке (привет, доброе ты наше!). Динат был единственным, кто практиковал метод взбадривания, который состоял в том, чтобы напроситься на оплеуху. Все остальные использовали традиционный способ: поплескать на лицо воды и растереться. Опционально ещё на кого-то побрызгать мокрыми пальцами.
– А вы тут уже вовсю развлекаетесь! – сказал Ленар вместо принятого «Доброе утро!», когда освежился у бадьи перед дверью и подошёл к штаб-квартире.
– Развлекаемся, – коротко ответила Кира.
Ленар понаблюдал ещё немного за состязаниями на полигоне, а затем посмотрел, чем была занята Кира (холением ножей). Сделав по её виду вывод, что она никаким образом не осуждает его за то, что встал в столь поздний час утра (по меркам скаутов), он неопределённо сказал:
– Тоже дело…
Не отрываясь от своего дела (любила она свои ножи точить, да!), Кира задала ему вопрос, на который ей срочно нужен был ответ сведущего в деле:
– Слушай, мне нужно кое-что сделать в кузнице. Чем мне платить? У меня ничего нет.
– Так возьми чеканки, – ответил Ленар без всяких раздумий. – Мы весь запас по мешочкам распределили, чтобы было не слишком тяжело таскать, и с табором отправили. Мужики говорили, что они их с ослами довезли, так что я думаю, они там же на складе, где оружие.
– Что, вот так просто пойти и взять?
– Ну да.
– Я не знаю, сколько мне нужно.
– Ну так прикинь в уме примерно и чуток накинь на всякий случай.
Кира легонько пришлёпнула нож плашмя на прилавок, отняла руку и прикусила большой палец. У Малики и Ленара уже готово было сорваться участливое: «Порезалась?», но Кира вместо того, что с досадой посмотреть на порез, прочистила горло, пытаясь проглотить рвущийся наружу хохот. Лучшей формулы что-то вычислить она ещё никогда в жизни не слышала (и не видела в книгах).
– Ленар! – Кира глубоко вздохнула (пронесло) и продолжила тоном, с которым обычно говорят с особо непонятливыми и забывчивыми: не повышая голоса, а размеренно, делая между предложениями паузы и выделяя каждое слово для пущей важности. – Я выросла в лесу! (…) Я понятия не имею, что сколько стоит. (…) Я никогда ни с кем не торговалась, это всегда делал отец. (…) Если я бывала в Сходке, то заходила туда тайком к своей тёте в гости после охоты. (…) Понимаешь? Как ты думаешь, какими глазами на меня будут смотреть на рынке, если я буду разыгрывать перед ними вот такую дурочку?