Солотчинский призрак
Шрифт:
– А что здесь такого? Разве тверская гимназия – это плохо? – удивление Петра было искренним.
– Конечно, плохо. Все провинциальные гимназии – это помойки от образования, они не дают настоящих знаний. Будь моя воля, я бы их все позакрывал, – также категорично продолжал разглагольствовать Петровский.
– Тогда где учиться юношам, которые родились в провинции? – неожиданно поддержал Петра Вернов. На вид ему было чуть более 40 лет.
– А Вы уверены, что им надо учиться? Пусть закончат пару классов в училище и достаточно. Зачем им в провинции говорить по-французски и знать геометрию, читать по-гречески? Для светских салонов? Ну, наиболее достойные могут
– Полуфабрикатами Вы называете гимназистов в провинциальных гимназиях? – опять же искренне удивился Железманов.
– Они самые. Вот у нас есть живой пример, – Петровский кивнул головой на Павла. – Он тоже думает, что получает образование. А на самом деле он просто проводит время в пустом месте, которое даже не достойно упоминания. Помяните мое слово, ничего путного из этого отрока не выйдет. Жаль только зря потраченных тетушкиных денег.
Железманов повернулся к своему воспитаннику, чтобы дать сигнал промолчать и сдержать свое возмущение. Но понял, что зря беспокоился: мальчик с абсолютно равнодушным видом копался в тарелке, только немного втянув голову в плечи. Железманов догадался, что подобные разговоры тут не в новинку. «И в самом деле, просто мешок яда какой-то. Неудивительно, что он на гувернера наговорил, что тот пил, ему гадости придумывать про других, наверное, самое большое удовольствие в жизни», – подумалось ему.
– Я поддержу брата, в самом деле, ничему хорошему эти провинциальные гимназии не учат. Я вот закончила гимназию, и пользы от этого? Так и сижу дома. Меня даже на эти хваленые высшие женские курсы не взяли, хотя я была первой ученицей в классе. Стоило ли стараться? Поэтому я тоже думаю, что можно не тратить тетушкины деньги впустую. Отдать Павла в техническое училище, этого будет достаточно.
Тут голос подала сама Сабанеева:
– А вы тут не слишком забылись? Вы еще будете рассуждать, на что мне деньги тратить? Не вашего ума дело! Когда умру, тогда и будете решать, что с ними делать, если еще, конечно, я вам их отпишу. Я в любой момент могу за нотариусом послать, захочу – все Павлу отпишу, а вы, грубияны, ни с чем останетесь.
Конечно, от такой реплики все притихли, уткнулись в тарелки и только исподтишка наблюдали, как Сабанеева наклонилась к своей собачке:
– Ууу, ты моя хорошая, все твою мамочку обидеть норовят, только ты меня любишь по-настоящему. Вот жалко только, что я могу в любой момент умереть, и некому будет о тебе позаботиться.
Потом, уже явно обращаясь к сидящим за столом, произнесла:
– Жаль, нельзя все состояние Жули отписать, собаки порой лучше людей бывают.
Видя всю эту сцену, Петр понял, почему его воспитанник такой бледный и худой: при таких разборках аппетит явно у ребенка пропадал и пищеварение ухудшалось. Поэтому или почти все оставалось на тарелке, а если что и было съедено, то не шло впрок молодому организму. Неожиданно сам для себя он произнес:
– Взаправду говорят, что в Солотче призрак появился? Говорят, он людей убивает?
Вроде не собирался за обедом сразу так с места в карьер проявлять инициативу, но все получилось как-то само собой, видимо, уж больно гнетущая создалась атмосфера за столом, что не разрядить ее было нельзя. В это время все как раз съели закуску, и подавали первое – сборную уху.
– Вот еще раз Вы, молодой человек, продемонстрировали ничтожность своего образования, – уверенно заявил Петровский. –
– Кто делает вид, что много знает и ко всему способен, тот ничего не знает и ни к чему не способен, – неожиданно произнес Николай Сергеевич.
– Вы опять к месту и не к месту цитируете своего любимого Лао-цзы? – ехидно спросил Петровский. Но его вопрос остался без ответа.
– Ну, может, наш Петр Андреевич просто трусит? – неожиданно влезла в разговор Анастасия. – Я вот тоже так боюсь этого призрака. Вдруг нападет ночью.
– Не зря ты говоришь, что гимназия тебя ничему не научила. Впрочем, признать себя дурой – тоже великий шаг, те, кто не могут этого сделать, никогда не станут по-настоящему образованными людьми, – многозначительно поглядывая на Петра, изрек Петровский.
– Людям свойственно бояться неизвестного, а страх – вещь иррациональная, это не зависит от умственных способностей или образования. Как говорил Лао-цзы, «нет беды тяжелее незнания удовлетворения», – неожиданно опять поддержал новичка Николай Сергеевич.
– А кто же тогда напал на людей в имении? – Петр решил использовать намечающийся образ недалекого простачка.
– Это очевидно, – произнес Петровский. – Так, все ясно, тут даже нечего спорить.
Петр с интересом посмотрел на собеседника, его начинал забавлять этот амбициозный и несдержанный человек. Он даже перестал есть, хотя сборная уха из нескольких видов рыбы явно заслуживала внимания.
Петровский тоже не особо занимался ухой, его тарелка оставалась почти полной. Его больше увлекала идея размазать новенького, показать его ничтожность всем и ему самому.
– Вашего предшественника убил дворник, они оба выпили и тот спьяну пришиб его. В среде простых и необразованных людей такое случается, – высокомерно произнес он.
– А Дуню тогда кто ранил? Она, конечно, была малорасторопна, небрежна, но все же от этого тоже страшно становится, – девица сделала испуганные глаза.
– И здесь все просто, даже ты могла бы об этом догадаться, – опять самоуверенно заявил Петровский. – Эту девушку никто не бил, она просто поскользнулась и упала, ударившись головой о камень. Там у колодца есть несколько камней, утром, когда выпадает роса, они становятся скользкими и если на них встать, то можно упасть.
– Что это вы тут про призраков и мертвых заговорили? Более приятных тем не имеется? – опять подала голос старуха.
– Извините, Мария Михайловна, я не думал Вас пугать, просто тут столько разговоров, – опустил глаза Петр Андреевич.
– А Вы не слушайте ерунды, – отрезала старуха и опять обратилась к собачке:
– Ой ты моя маленькая, тоже устала от этих глупых разговоров? Ну ничего, сейчас мы пойдем на террасу, там посидим, и никто не будет нам мешать.
Жаркое ели уже в полной тишине. Никто не решался произнести ни слова, чтобы не разозлить старуху. Конечно, такой обед мало кому мог принести удовольствие. Старуха не была жадной в плане трат на повседневную жизнь. Продукты к столу покупались хорошие, кухарку она держала опытную, умелую. Блюда на стол подавались вкусные и в достаточном количестве. Вот и сегодня холодец с хреном, сборная уха, телятина с кашей, пироги – все могло усладить вкус самого настоящего гурмана. Но вряд ли кому мог доставить удовольствие обед, где приправой выступали высокомерие и злобность, где собеседники просто соревновались в желании уесть и уколоть друг друга. Спокойно и вольготно себя чувствовала, наверное, только собачонка Жули. Ей доставались ласки и добрые слова.