Солотчинский призрак
Шрифт:
– Следователем, наверное, – пожал плечами молодой человек.
– Почему? Прельщает романтика?
– Да нет. Мне кажется, что кем бы я ни хотел стать, по любому надо начинать со следственной работы. Кем бы ты ни выступал в процессе – прокурором или адвокатом, все равно надо знать технологию следствия изнутри. Тогда только можно будет во всем разобраться. А потом это еще и стабильное жалование, не то что у адвоката, а мне надо матушке деньги посылать. Больше ей помочь некому.
– Хорошо, мне нравится Ваша аргументация. Я постараюсь Вас прикрепить к кому-нибудь из наших следователей, чтобы Вы могли у них набираться опыта. Приходите завтра в это же время, я подумаю над этим. А сейчас займитесь бытовыми вопросами. Решили уже, где остановиться?
Услышав, что жилищный вопрос пока не решен (багаж оставлен в гостинице), председатель дал совет, с чего начать поиски квартиры. Затем порекомендовал хорошо отдохнуть с дороги, осмотреть город, а потом приступать к служебным обязанностям.
Железманов вышел из здания суда и решил пройтись по городу. Перед ним возвышалось серое здание Живаго банка. «С размахом построили», – подумал Петр. Затем он перешел улицу и пошел
Однако окончательно восстановить здоровье Андрею Петровичу не удалось. Прожив полтора десятка лет после отставки, он покинул этот мир, не дожив до 40 лет. Сказать, что он оставил семью совсем без средств к существованию, значит соврать: семье полагалась небольшая пенсия. Конечно, ее хватало только на самое-самое необходимое, но еще помогал дядя – старший брат мамы. Правда, был он человеком сухим, служил в далекой столице в министерстве, кроме небольшой материальной помощи никак себя в семейных делах сестры не проявлял. Хорошо, что оплачивал образование ему, Петру, и сестрам. Они учились в лучших гимназиях Твери. Однако на душевное тепло от него рассчитывать не приходилось. Петру пришлось стать для девочек одновременно и старшим братом, и отцом: играть с ними, мастерить игрушки, чинить кукольную мебель, а когда они пошли в гимназию, то даже помогать с уроками и выбором книг для чтения. Поэтому вид девочек в одинаковых платьях вызвал у Петра и тревогу: как там без него дома?
В городе Железманов освоился быстро. Очень понравился Рязанский кремль, особенно величавый Успенский собор. Удивило внутреннее убранство этого храма: белые стены, иконы только на иконостасе. А сам иконостас – тончайшая деревянная резьба, Петр нигде больше не видел такой. Решение вопроса с жильем тоже не потребовало больших усилий. По совету сотрудников суда Петр смог снять набольшую квартирку на улице Абрамовской в так называемой немецкой слободе – когда-то тут селились немцы, приглашаемые Петром Великим на работу в молодую империю. Как напоминание об этой трудовой миграции рядом с домом, где поселился молодой юрист, находился костел и, проходя мимо, Петр часто замедлял шаг, чтобы услышать торжественные звуки органа, а если время позволяло, то даже заходил внутрь. Улица была примечательна тем, что когда-то именно на ней жил знаменитый писатель Салтыков, публиковавшийся под псевдонимом Щедрин, а также обилием красивейших деревянных зданий с уникальной резьбой.
С работой было немного сложнее, но постепенно Петр Андреевич осваивался со своими должностными обязанностями, а они были достаточно разнообразны: от переписывания бумаг набело до составления проектов обвинительных актов. Если было время, то новоиспеченный кандидат посещал судебные заседания или просто читал старые уголовные дела.
Буквально на следующий день после поступления на службу в Рязанский окружной суд начальство, как и обещало, определилось с наставником для молодого юриста. Прокурор окружного суда пригласил Петра к себе в кабинет и представил его высокому стройному брюнету с офицерской выправкой:
– Вот знакомьтесь, уважаемый Петр Андреевич, это один из самых опытных наших следователей, Иван Васильевич Зазнаев. Он является выпускником Училища правоведения, служит уже 10 лет. Долгое время работал в уезде, а вот год назад мы его перевели сюда и очень рады этому. Следователь он знающий, опытный и нравственные его качества превыше похвал. Слышал, что ему осужденные аж из Сибири письма присылали. Благодарили.
– За что? – удивился Железманов.
– За то, что расследование вел объективно, лишнее не навесил, во время следствия опять относился к обвиняемому как к человеку, – пояснил прокурор.
– Ну, это было только пару раз, да и то, возможно, человеку скучно и тоскливо было в краю далеком, а написать некому было, вот он мне письмецо и соорудил, – смущенно произнес Зазнаев. У него был приятный мягкий баритон. «Интересно, а он поет? С таким голосом, вероятно, можно блистать не только на домашних концертах», – совсем не к месту мелькнуло в голове у Петра. А вслух добавил:
– Может и так, но мне кажется, что если бы фигура следователя вызывала неприязнь, то тогда даже при очень большой тоске писать не стали бы.
– Не знаю, возможно. А Вы тоже мечтаете о карьере следователя?
– Да, мне кажется, что для юриста это лучший путь профессионального становления.
– Ну, хорошо, коллега, постараюсь Вас научить всему, что постиг за это время сам.
Так начались будни молодого юриста в должности кандидата на судебные должности Петра Андреевича Железманова. Судебные уставы 1864 года вводили эту должность, предполагая формирование своеобразного института стажировки для молодых специалистов с дипломом, но без опыты работы, однако при этом не оговаривая, что именно входит в обязанности этого стажера. На практике это обозначало существование в режиме известного русского выражения «быть на подхвате». В этом плане статус новичка Железманова был даже менее стабилен и понятен, чем у кота Василия, обитавшего в коридорах первого
По прошествии года Петр Андреевич уже не чувствовал себя щенком, которого бросили в воду с целью научить в один присест плавать. Железманов уже многое понимал и знал из своего практического участия в следственной работе. Ему пришлось участвовать и в раскрытии грабежей, краж, мошенничества, подделки ценных бумаг. От своего наставника он и усвоил некоторые непреложные нравственные истины следственной профессии: всегда и все проверять до последней мелочи, не стремиться быстро закрыть дело при появлении первого подозреваемого, смотреть на людей, оказавшихся в орбите следственных действий, беспристрастно, невзирая на чины и звания. Надо сказать, что, несмотря на разницу в возрасте и опыте, мужчины быстро подружились. Оба были образованны, начитанны, любили как отечественную литературу (Чехова, Толстого, Тургенева), так и зарубежную, включая Мольера и Жюль Верна. Кроме того, оба были людьми творческими и даже были на короткой ноге с музами. Петр не ошибся, когда оценивал голос своего наставника, тот действительно был обладателем красивого баритона, любил исполнять романсы и песни, проникновенно передавая самую суть произведения, сам аккомпанировал себе на гитаре. Петр не пел, но хорошую музыку любил, а еще любил рисовать. В детстве он даже дополнительно брал уроки рисования и сейчас, когда следовательская судьба проявляла благосклонность и не приходилось вместо воскресного отдыха выезжать на место происшествия и разбираться в подробностях пьяных драк, Петр брал мольберт и шел в город писать с натуры. Надо сказать, что в этом плане дореволюционная Рязань радовала художника-любителя. Здесь было чем любоваться и что писать: вид на кремль со старинным собором и стройной колокольней, вид на заливные луга, а также некоторые городские здания вполне заслуживали кисти художника – деревянное здание летней городской Думы в городском парке, здание Дворянского собрания, а также здание Первой мужской гимназии. Очень Петру нравилось здание епархиального училища с нарядным крыльцом и уютным парком, но написать его не удавалось, так как от города здание было отгорожено красивой оградой, а стоять на узеньком тротуаре с мольбертом было совсем неудобно. Словом, со своим новым статусом и местом жительства Петр Андреевич вполне освоился и обвыкся. В Тверь шли полные оптимизма письма, где с восторгом описывался и сам город («право, не хуже нашей Твери, только нет такой широкой реки»), и люди, с которыми свело место службы («с моим наставником Иваном Васильевичем мы даже иногда проводим воскресные вечера, благо живем на соседних улицах, я на Абрамовской, а он на Введенской, он приятнейший и очень знающих человек, у него есть чему поучиться»).
***
20 июля 1907 года Железманов пришел на службу как обычно за 15 минут до начала присутственного времени. Петр никогда не опаздывал, благо тогда Рязань не знала пробок, а идти с Абрамовской до Астраханской всего 15 минут. Подойдя к зданию суда, Петр потянул на себя тяжелые дубовые двери и прошел в холл. Там под толстыми стенами царила прохлада, летний зной не проникал сюда даже в самую сильную жару. Железманов автоматически свернул налево, перепрыгнул небольшую лестницу, которая вела в левое крыло здания, и пошел по коридору. В самом конце на подоконнике устроился Василий. Он честно отстоял ночную вахту, поймав весьма наглую мышь, и теперь довольный пристраивался поспать покрепче и подольше. Петр задержался на минутку, чтобы поздороваться с неофициальным сотрудником и почесать его за ушком. Приветствия были приняты благосклонно и оценены громким урчанием. После этого и рабочий день начинать приятнее. Сегодня Петру надо было закончить одну важную и срочную работу: по материалам уголовного дела составить проект обвинительного акта, который потом будет прочитан Зазнаевым, и если нареканий не будет, то можно будет переписывать набело, подшивать дело и передавать прокурору для рассмотрения в судебном заседании. Сроки поджимали (они и тогда довлели над следователями), поэтому прохлаждаться Петр был не намерен. Он прошел в кабинет и погрузился в работу. Он так увлекся ею, что даже не осознал, что работает в кабинете один: его друг, наставник следователь Зазнаев Иван Васильевич в служебном кабинете в положенный час не появился.