Сомалийский абордаж
Шрифт:
Венесуэла, Маракайбо, гостиница «Лючия»
Теофило Балтазар с пультом в руке дремал на своей кровати. По телевизору шла очередная латиноамериканская мыльная опера. При появлении Виктора Теофило приоткрыл один один глаз.
– Просыпайся, разговор есть! – сказал тот.
Кубинец зевнул и выключил телевизор.
– А до завтра твой разговор подождать не может? Я устал как собака...
– Не может! – покачал головой Виктор, присаживаясь на свою кровать. – В Аденском заливе пираты опять захватили судно. Мне только что звонило
Кубинец положил пульт на тумбочку и приподнялся на подушке.
– Осталось, конечно. А вы что, хотите освобождать их силой?
– Как получится. Это решаю не я... – уклончиво ответил Виктор, отведя взгляд в сторону.
– Угу, понятно после едва уловимой паузы потянулся за сигаретами Теофило. – Ты что-то не договариваешь, Виктор. А не зная, о чем идет речь, я не смогу тебе помочь. Так что лучше перезвони своему руководству и уточни свои полномочия. А я пока перекурю.
– Умный мальчик хмуро сказал Логинов, глядя, как кубинец прикуривает.
– А ты сомневался? – выпустил дым Теофило.
– Да нет, просто лишний раз в этом убедился. Ладно, выкладываю начистоту, но без деталей, поскольку я их и сам еще не знаю... Судно не российское. На нем тайно перевозились ядерные материалы в количестве, достаточном для создания атомной бомбы. Малогабаритной.
– Ого! – присвистнул кубинец. – Пираты об этом знали?
– Нет. Судно было захвачено случайно...
– Ну это навряд ли проговорил кубинец.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Пиратство в Сомали – это бизнес. Неплохо организованный. Случайно никто ничего уже давно не захватывает. Чтобы гарантированно получить выкуп, нужно, чтобы на судне был ценный груз. Или люди, родственники которых в состоянии выложить несколько миллионов гринов...
– Понятно. Так ты сможешь помочь?
– Теоретически – да. Но для этого нужны две вещи...
– Какие?
– Санкция моего руководства и деньги. Девиз Сомали: я и Сомали против всего мира; я и мой тейп против всего Сомали; я и мой брат против своего тейпа; я против своего брата... В адаптированном переводе это означает, что каждый сомалиец за достаточно большую сумму продаст что и кого угодно. Но только по предоплате.
– О какой сумме идет речь? Хотя бы ориентировочно? – поднял в руке телефон Виктор.
– От ста гринов за Сомали до ста тысяч за брата хмыкнул Теофило.
Стоимость одного грамма калифорния, произведенного в промышленных условиях, составляла около десяти миллионов долларов. Ликвидация последствий даже сравнительно небольшого ядерного взрыва, соответствующего по мощности бомбе, сброшенной на Хиросиму, по оценкам специалистов, должна была обойтись примерно в пятьдесят миллиардов. На этом фоне названные Теофило суммы выглядели смешными.
– Я думаю, с финансированием проблем не будет! – сказал Виктор, нажимая кнопку вызова.
Украина, Чернобыль, административное здание Чернобыльской АЭС, незадолго до описываемых событий
Сунув в карман персональный дозиметр, Андрей Аксюков вышел из кабинета и запер дверь с табличкой «Заместитель главного инженера по научной работе Аксюков А.В.» Табличка порядком поблекла. Обновлять ее смысла не было. Чернобыльская АЭС все больше смахивала на корабль мертвецов.
Шаги направившегося к лестнице Андрея отдавались гулким эхом в пустынном коридоре административного корпуса. Большинство персонала давно сократили. Аксюкова пока держали, но в подчинении у него осталось всего два инженера-исследователя. Они были нужны, поскольку в процессе вывода реакторов из эксплуатации периодически возникали вопросы, требующие создания новых технологий. Теоретические решения разрабатывали профильные КБ и институты. Внедряли их на АЭС подчиненные Аксюкова.
Несмотря на мрачность обстановки, сам Андрей был бодр и полон энергии, хотя и старался это тщательно скрывать. До недавнего времени он тоже с ужасом думал о том дне, когда распишется в отделе кадров под уведомлением о своем сокращении. Сейчас Аксюков был близок к тому, чтобы подать заявление об увольнении по собственному желанию. Но торопиться было нельзя. Ядерная физика очень тонкая материя.
Спустившись по лестнице, Андрей направился по переходу в машинный зал. Перед входом в реакторную зону он переоделся в раздевалке инженерно-технического состава. Одежда у ИТР была такой же, как у рядовых работников, а вот защитные каски белыми. Впрочем, теперь это не имело значения.
Миновав стационарный пост дозиметрического контроля, Аксюков оказался в реакторной зоне. И тут же начал спускаться вниз, где в одном из подвальных помещений располагалась лаборатория. На ее двери под категорией пожароопасности было написано: «Посторонним вход запрещен!» Над дверью также имелось световое табло с надписью: «Внимание, идет эксперимент! Не беспокоить!»
Андрей протянул руку к звонку и утопил кнопку. Над дверью имелась миниатюрная видеокамера, и уже пару секунд спустя электрозамок приглушенно щелкнул. Тяжелая металлическая дверь приоткрылась. Андрей потянул ее на себя, вошел в лабораторию и тут же закрыл.
– Хай, шеф! – шагнул навстречу Аксюкову тощий невысокий Валерий Сахно. – С вас бутылка спирта и Нобелевская премия!
При своей субтильности он обладал басовитым голосом, так что люди, предварительно общавшиеся с ним заочно, по телефону, при личной встрече бывали немало удивлены. Они рассчитывали увидеть эдакого Илью Муромца, а встречались с пигмеем-головастиком.
– Что, получилось? – спросил Аксюков, глядя на светящуюся физиономию Сахно.
– А вы сомневались?
– Володя? – посмотрел Аксюков на второго инженера-исследователя, сидевшего в углу лаборатории.
– Валерон – гений даже вроде как с сожалением сказал Владимир Халецкий.
– Так! – быстро прошел к лабораторному столу Андрей. – И где он?
Сахно обошел Аксюкова и щелкнул выключателем. Яркая лампа осветила стеклянную колбу, на дне которой белело небольшое количество порошка. Он был не чисто белого цвета, а слегка желтоватым.