Сомов и другие
Шрифт:
(Лидия одна, позванивает чайной ложкой по графину с водой.)
Д у н я ш а [входит]. Лисогонов пришёл...
Л и д и я. Вы знаете, что Николай Васильевич уехал. Пусть он идёт к Анне Николаевне.
Д у н я ш а. Он вас спрашивает.
Л и д и я. Я не могу принять его.
[Входит Лисогонов.}
Д у н я ш а (усмехаясь). А он уж кругом обошёл, старый чёрт...
Л и с о г о н о в. Разрешите, уважаемая...
Л и д и я (встаёт). Что вам угодно? Я чувствую себя плохо.
Л и с о г о н о в. Все, все плохо чувствуют себя! Местность нездоровая, болото близко, - местность эта не для интеллигентных людей... Рабочие, конечно...
Л и д и я. Вы именно ко мне, да?
Л и с о г о н о в. Именно-с! Вот вы на спектакле сожаление выразили, что теперь нельзя достать кружев старинных. Действуя по симпатии, всё можно достать! И вот-с мамаши моей кружева желал бы преподнести...
Л и д и я. Простите, я должна... распорядиться... [Уходит]
Л и с о г о н о в (прячет кружева, ворчит). Дура, дура... (Надулся, покраснел.)
(Анна Сомова, Титова.)
А н н а. Здравствуйте, Евтихий Антонович!
Л и с о г о н о в. Нижайшее почтение!
Т и т о в а. Чего в карман прячешь, Евтихий, человек тихий?
Л и с о г о н о в. Платок.
Т и т о в а. Двадцать лет человека знаю и - хоть бы что! Замариновался, как гриб в уксусе.
Л и с о г о н о в. В слезах замариновался.
Т и т о в а. Чужих слёз ты много пролил, это известно!
Л и с о г о н о в. Любишь ты, Марья Ивановна, насмешки...
Т и т о в а. А что мне любить осталось?
А н н а. Лидия сказала - кружева продаёте?
Л и с о г о н о в. Я? Нет. То есть я хотел... но могу и продать.
А н н а (рассматривает кружева). Русские...
Л и с о г о н о в. Не знаю-с. (Титовой.) Нам, обойдённым людям, смеяться друг над другом не следовало бы.
Т и т о в а. Разве я со зла смеюсь? Я - от удивления. Гляжу вот на тебя, сома, и - смешно: как это сом допустил, что ерши на сухое место загнали его и стал он ни рыба, ни свинья?
А н н а. Марья Ивановна грубовато говорит, такая у неё манера, а говорит она всегда умно.
Л и с о г о н о в. За это, за ум и прощается ей...
Т и т о в а (рисуясь). И на пролетариев смотрю - удивляюсь! Ах ты, думаю, пролетариат, пролетариат, и куда ты, пролетариат, лезешь?
Л и с о г о н о в. Н-да... Величайшие умы и силы, от Христа до Столыпина, пробовали жизнь по-новому устроить...
А н н а. Надолго испортили жизнь.
Т и т о в а. А, бывало, придёшь к частному приставу, дашь ему кусочек денег, скажешь: "Ах, какой вы чудный!" Верит, идиот, и способствует.
А н н а. В полиции офицера гвардии служили...
Л и с о г о н о в. И все были сыты...
Т и т о в а. И везде, на всех видных местах, благожелательные идиоты сидели...
А н н а (обиженно). Но - почему же идиоты?
Т и т о в а. Так уж теперь считают их, а они, конечно, просто благожелательные были. Я хорошо людей знаю, у меня ведь магазин модный был и отделеньице наверху для маленьких удовольствий. Посещали меня всё богачи да кокоточки, генералы да ренегаты...
А н н а. Позвольте, - какие ренегаты?
Т и т о в а. Ну, эти... как их? Деренегаты.
А н н а. Дегенераты?
Т и т о в а. Вот, вот! Попросту - выродки...
А н н а. Смешная вы.
Т и т о в а. Я - добрая, я никого не хаю, все люди кушать хотят и удовольствия немножко.
Л и с о г о н о в. И уж не так жадны, брать - брали, да - не всё! А поглядите, до чего теперь жадно стали жить!
А н н а. Да, да! Всякую дрянь собирают, какое-то утильсырьё, это в России-то! Какой стыд перед Европой!
Т и т о в а. А что им Европа? Они вон мордву грамоте научили...
(Дуняша - выглянула с половой щёткой в руке.}
А н н а. Пойдёмте в лес, посидим там.
Т и т о в а.
На песочке, над рекой,
Где приволье и покой.
Л и с о г о н о в. Земля у нас золотом плюётся, так сказать...
А н н а. Как ваши дела?
Л и с о г о н о в. Да - что же? Вокруг - строятся, а мой заводик стоит, как был. Случится что-нибудь... переворот жизни, например, - у всех прибыло, всем - пристроено, а я окажусь, как есть, в нищих...
Т и т о в а. Врёшь, Евтихий! Деньжонки у тебя есть...
Л и с о г о н о в. Какие? Где?
Т и т о в а. Золотые. Спрятаны.
А н н а. Сколько же вы хотите за кружево?
Л и с о г о н о в. Да... как сказать? Кружево редкое.
(Ушли. Дуняша вышла, убирает со стола, напевая. Метёт.)
[Входит Фёкла.]
Ф ё к л а. Ты что это, Дунька, замёрзла? Скоро час, а у тебя не убрано.
Д у н я ш а. Не хулигань, старуха! Вон тараканы-то, только что выползли отсюда.
Ф ё к л а. Титова-то бо-огатая была! Дом свиданий держала в Москве.
Д у н я ш а. Это что за дом?
Ф ё к л а. Вроде публичного для замужних.
Д у н я ш а. Старик тут о перевороте говорил.
Ф ё к л а. А о чём ему говорить? Они все тут кругом только об этом и говорят. (Взяла два куска сахара.) Без стыда, без страха. Вон они уселись, три мухомора.
Д у н я ш а. Ты бы сахар-то не брала.
Ф ё к л а. Ничего, я - не себе, а ребятишкам сторожа. (Смотрит в деревья.) Ты на кого сердишься?
Д у н я ш а. Рабочая, крестьянская власть, а господа остались, - вот на кого.