Сон о золотых рыбках
Шрифт:
– Ёршиком.
– Буду крошить винегрет.
– Не забыть бы подогреватель питания взять у тётки. Подумал, сегодня, что нужно снять комнату. Другую. Здесь сыро и холодно. Дочь Ираиды Семёновны сказала, что у них есть однокомнатная квартира. Раньше жила в ней бабушка. Она умерла. …Будут сдавать. За умеренную плату. Переедем? Эти дома долго не будут сносить. Прописку оставим. …Она пообещала взять меня в свою фирму на лето…
– Как хочешь.
– Завтра поедем и посмотрим квартиру и машину. Наш ребёнок должен жить в нормальных условиях.
– Почему ты решил, что это твой ребёнок? – вдруг спросила Оля,
– Какая разница? Мой. Наш…. Главное – твой.
– Тебе разве не рассказывал Мишка обо мне? Ничего?
– Нет. А что рассказывать?
– А то. …Шалава – я! Шлюха! Всё тебе вру, а ты веришь. Блаженный. Кормишь меня, одеваешь, заботишься. А я – трахаюсь со всеми… подряд. И с твоим Мишкой в прошлом году. Глаза-то разуй. Святая простота. Ни в какой загс завтра не пойду, чтобы не ломать тебе жизнь. Никакого ребёнка не будет. Не твой он. От армянина одного. Преподавателя. Честно. Залетела я, дурища, когда…
– Не плачь. Что было, то прошло. Если и что было, то это забыть пора. И это не считается. Нечего наговаривать на мою Оленьку. Не верю. И никому не поверю. Запомни. Не обижай её.
– Прости меня. Плету от обиды всякую гадость. Ты сегодня другой. Очужевевший… Хотела проверить, как ты будешь реагировать, если узнаешь, что я не такая уж и хорошая. …Ты прав. Я была девочкой, но это ничего не меняет. Глупый, глупый, ты мой. Какой же ты ещё ребёнок. Непорочное зачатие – несложный фокус. Простишь меня? – вдруг сурово спросила Оля.
– Ну? В смысле – да.
– Я первая спросила?
– Тебе не стоит просить прощения. Если ты и виновата, то это лишь потому, что я что-то недоучёл, в чем-то тебе не помог.
– Святой. Давай начнём спать. …Пусть варится. Я встану и выключу газ, сниму мясо и уложу в банки.
Оленька уснула сразу, после того, как проверила, кипит ли варево в кастрюле. Андрей тихо встал, взял конспект и, включив, настольную лампу, принялся повторять формулу теплового баланса. Он убавил подачу газа, попробовал ножом мясо. Шёл второй час. За стеной бубнил телевизор, доносились взрывы и пальба. Гипнотически булькала вода. Формула стала превращаться в аквариумные растения. Золотые рыбки резвились между стеблями людвигии и кабомбы.
– Загадай желание, – потребовала старшая рыбка.
– Мы его выполним, – настойчиво подтвердили две других, сверкающих радужной чешуёй.
Отделываясь от назойливых рыбёшек, Андрей, думая о вероятном исполнении желаний, медленно выныривал из сказочного сна, проплывал мимо изумрудных растений. Стрелолист. Кабомба. Людвигия. Вдруг валлиснерия протянула длинные стебли, и стала душить. Он нехотя сопротивлялся, пытаясь выскочить из воды. Дышать нечем. Но в рот вода не заливалась. Это удивляло. С большим трудом удалось проснуться. Голова, казалось, стянута тугим обручем, разрывалась от боли, а желудок бунтовал; тошнило. Это удивило и тревожно насторожило. Увидел в липком полумраке, что ручка-регулятор плиты нагло указывает, что открыта на полную катушку, но зелёно-голубого пламени под кастрюлей нет. Рычаг крана на газовой трубе указывал на то, что не выключен. Пламя не могло погаснуть. Бульон не должен был выплёскиваться, следил, чтобы кипение было слабым. Кто это сделал? Кто захотел нас отравить?
Листовский тихо переживал удушливый страх. Старался придти в себя.
Андрей испугался. Как это произошло? Кто включил газ, повернув рукоятку до отказа? У него хватило сил закрыть газ. Как пахнет! С трудом добрался до двери. Его шатало из стороны в сторону, как пьяного. Андрей держался за стену, едва передвигая дрожащие ноги. Оборвал полку. Если бы ни рыбки, если бы ни сон. Они бы отравились.
«Зачем ей это было нужно?» – спросил отрешённо себя, когда удалось поднять из кольца большой дверной крючок. Ватные тело не слушалось. Несколько раз слабой рукой толкал дверь. Примерзала в большие морозы. «…Значит, посторонних в комнате не было», – наваливаясь плечом, подумал, падая в сени. Отлежавшись, набрался сил, и ползком поспешил в комнатку.
Руки у Оленьки болтались, как у тряпичной куклы. Он стянул её с кровати, поволок к двери, не чувствуя холода. Хотел положить на тахту, но не смог. Голова Оленькина неестественно подвернулась. «Искусственное дыхание, – подумал в последнюю секунду Андрей Листовский. – Нужно срочно спасти её…»
Их нашли соседи через два часа.
Андрея выписали на второй день. Он успел сдать экзамен. Вечерами приходил в палату. Олю не выписывали. Она сутки пролежала в реанимации. Когда приходил, приносил апельсины и шоколад, который нежнее шёлка. Оля закрывала глаза и держала его руку. Он видел, как из-под её ресниц вытекают слёзы. Ничего не спрашивал. Привёз новую куртку и туфли, новое платье и её любимый берет. Через два дня попросила привезти косметичку, паспорт.
– Следователь к тебе приходил? …Меня тоже допрашивал.
– Я сказал, что вода выплеснулась и погасила газ.
Оленька серьёзно мерила вещи и грустно его целовала, когда стояли на лестнице, в тамбуре.
– Завтра в десять выпишут. А где наша машинка? Хочу посмотреть.
– Завтра приеду за тобой. Она новая, можно сказать. Ещё прослужит нам лет пять. Потом её продадим, а купим себе другую. Квартиру я смотрел. Однокомнатная, но большая. На Маштаке.
– А мебель есть? Хочу посмотреть. Из дядиной квартиры мы не будем выписываться. Вдруг будут сносить… Не простыну я. Почему ты меня гонишь? …Не слабенькая. Уже выздоровела.
Андрей хотел спросить о том, кто же не выключил газ, кто захотел их отравить, но понимал, что это сделала она, его милая женушка. Зачем? Она знает ответ. А вот скажет или нет. Андрей уверен, что не скажет. Он не будет спрашивать. Пройдёт время и она расскажет, что же случилось ночью. Она мстила за Любу, или захотела умереть в один час. Может быть, Оля видела их у гостиницы, у магазина. Слепая ревность?
– Наша девочка не пострадала? – во второй раз спросил Андрей, обнимая Оленьку за плечи. – Что врач говорит?
– Не пострадала. – Сухо произнесла девушка, и её лицо накрыло грустной тенью. – Что нам доспеется. Всё в порядке. Проверили на аппарате, не волнуйтесь, папаша, – Оля попыталась улыбнуться, но улыбка вышла нервной гримасой. Оля тотчас прижалась к нему, пряча лицо. Через секунду вновь была весела и непринужденно угощала его бананом.
Листовский съездил в институт, уточнил расписание последнего экзамена. Увидел стоящую у входа Валю Сокольникову.
– Как Ольга? Её выписывают? – грустно спросила, останавливаясь у автомобиля. Андрей удивился. О странном событии знали её подруги.