Сон разума
Шрифт:
– Я же говорю, я не спал. Просто прикрыл глаза. Мне так проще сосредоточится.
Я всем своим видом показывал, что сна у меня ни в одном глазу, хотя прекрасно понимал, что стоит только дать векам сомкнуться вновь, я тут же усну. Провалюсь в сон так глубоко, что парой брошенных в аудитории слов меня уже будет не разбудить.
– У вас что, похмелье?
Я повернулся к Райану. Он сидел, все так же склонив голову и отставив в сторону руку, всем своим видом сообщая миру о своих сексуальных предпочтениях. Глаза иронично смотрели на меня, губы кривились
– Нет, Элтон Джон, у меня нет похмелья, – ответил я.
– О, профессор, – брови Райана поползли вверх. – Так вы определитесь, я Кевин Райан или все же Элтон Джон.
– Я буду называть тебя так, как посчитаю нужным, – проворчал я.
– Вот как? Этим вы просто хотите мне сказать, что не помните моего имени?
Я пробежал взглядом по молескину, но тут же осознал, что не делал записей по поводу студентов, и понятия не имею, как кого зовут на самом деле. У меня был журнал их группы, но я его открывал лишь один раз в первый день занятий, чтобы узнать, что это за здоровенный кусок макулатуры лежит у меня на столе. С тех пор он все время находился или у старосты, или в деканате. Мой к нему интерес пропал.
– Но я вовсе не против, профессор, – продолжал Райан. – Для вас я могу быть кем угодно.
Пока он это говорил, его глаза прикрылись на несколько секунд, а голова описала пол-оборота вправо. Я вздохнул и, бросив карандаш на стол, потер виски.
– Так Леша прав? У вас похмелье?
Точно, вот как его зовут, это паренька-гея – Леша. Я мог бы это запомнить, но уже через секунду забуду. Всю абсолютно не важную информацию я забываю моментально. Мозг сам решает, что для меня важно в данный конкретный момент, а что нет, и фильтрует получаемую мной информацию. Понятие не имею, как это работает, но живу с этим всю свою жизнь и уже привык.
Я взгляну сначала на Бритни, а затем на Райана и покачал головой:
– Повторяю еще раз: я не сплю, и у меня нет похмелья, я бы никогда не пришел на занятия с бодуна. Просто мне…
Я замолчал, не зная, что сказать дальше, но мне и не пришлось. За меня все сказал Райан:
– Пофиг?
О, а это было чертовски верное замечание. Я смотрел на него, а он смотрел на меня, без своей самодовольной и ехидной улыбки, и он все прекрасно понимал. Прятаться смысла не было.
– Можно сказать и так, – ответил я.
Тишины это заявление не вызвало. Не вызвало сверх меры, потому как в аудитории и так было довольно тихо и только капли дождя стучали снаружи. Кажется, всем было пофиг.
– Что, не шокирует? – спросил я, вновь подхватывая свой карандаш.
– Неа, – пожал плечами квотербек, его сосед лишь развел руками и разлегся на столе.
– Вы не первый преподаватель, которому пофиг.
– Тем более из тех, кто тут временно.
Я перевел взгляд с Бритни на ее соседку, но, кажется, говорили они вполне искренне. Постучав карандашом по молескину, я несколько раз кивнул:
– Справедливое замечание, хотя и довольно грустное.
– Ваша вера в систему Российского образования пошатнулась, профессор? – весело просил Райан.
– Наоборот, – ответил я, выдвигая верхнюю полочку стола. – Укрепилась.
По аудитории пронеслись легкие смешки. Было похоже на то, что не все поняли, что именно я сказал. А из тех, кто понял, не все смогли определить полярность моего заявления. Так и происходит в нашем мире: кто-то что-то говорит, слышат все, понимают лишь некоторые, а осознают сказанное единицы.
– Где у вас тут курят? – спросил я, достав пачку Мальборо и осмотрев аудиторию.
– У нас тут не курят, – тут же отозвалась девушка, сидевшая за столом напротив моего.
– Это же университет, – подхватила ее подруга, похожая на мышку. Столь же серая и неприметная.
Под моим взглядом она мгновенно стушевалась и опустила голову, точно ее что-то заинтересовало в пустой тетради. Зато, оживился сосед квотербека. Он поднялся всем телом и с улыбкой посмотрел на меня.
– Можно в туалете, там даже преподаватели курят, – заявил он. – Не все, но некоторых я там часто вижу.
Я кивнул. Да, и в мое время я не раз сталкивался с преподавателями, что курили в туалетах. Я сам не раз к ним присоединялся и таким образом заводил весьма интересные и полезные для студентов связи и знакомства. Воистину место для курения кладезь информации, оно многие десятилетия объединяет людей. Но если бы меня заметили шляющимся по коридорам посреди занятий, то вряд ли бы погладили по голове. Я перевел взгляд на ближайшее ко мне окно.
– Окна открываются? – спросил я.
– Да, мы иногда проветриваем помещение, особенно когда жарко, – затараторила зубрилка с первой парты, староста группы, но вовремя сообразив, что к чему, тут же замолкла.
Я взял сигареты и направился к окну. Сейчас все окна были заменены на пластиковые. Это упрощало мою задачу. Открыв окно, я впустил в аудиторию прохладный уличный воздух с неповторимым запахом дождя и, втянув его полной грудью, я уселся на подоконник.
Не прошло и нескольких секунд, как и второе окно было открыто и с другого конца подоконника уселась Бритни, закинув ногу на ногу. Тут уже все пришли в движение. Кто-то просто нервно заерзал на месте, а кто-то, вроде квотербека и его друга, направились к нам. Последним подошел Райан, доставая из кармана пачку длинных сигарет.
– Эй, зубрила, эй, – позвал я и на мой голос среагировали сразу три девушки и один парень.
Я прикрыл глаза и несколько раз щелкнул пальцами, вспоминая имя. Я его знал, оно вызывало у меня ассоциацию со своей студенческой жизнью.
– Вика, – вспомнил я, и девушка сжалась, осела за партой, словно разом стала ниже. – Пулей к двери и встань на стреме. Предупредишь, если услышишь шаги.
– Вот это по-нашему, профессор! – воскликнул довольный друг квотербека, невысокий коренастый парень в одежде неопределенного мешковатого кроя коричневого цвета. Его звали Артур. Это имя сложно забыть, он часто на занятиях предлагал Бритни и ее подруге попробовать вытащить его «экскалибур».