Сон разума
Шрифт:
– Ха, смотрите-ка, а наш пидарок, кажется запал на профессора, – усмехнулся нагловатый парень, сидевший за первой партой слева от меня. Он был представителем типичного студенческого альфы. Среднего роста, но с широкими плечами и крепким телосложением, вполне сходил за какого-нибудь спортсмена. Я про себя называл его квотербеком.
– Ой, Сема, иди в жопу, – скривился Райан
– Если в твою, то ни за что.
Парень скривился еще сильнее, и стереотипно качнув головой, отогнул средний палец с аккуратно подстриженным и подточенным
– Твоя жопа настолько плотно забита самолюбием, идиотизмом и прочим дерьмом, что я бы там при всем желании не поместился.
По аудитории прокатился раскатистый смех. Причем громче всех смеялись квотербек и Райан. Я перевел взгляд с одного на другого и обратно. Оглядел всю аудиторию, всех собравшихся и удивленно пожал плечами. Я их определенно не понимал.
– Эй, Райан, – позвал я.
– Да, Касл? – усмехнулся в ответ парнишка.
Я лишь слегка вскинул брови, но ничем не отреагировал на его слова.
– Ты гей, – сказал я прямо в лоб.
– А-а-а вы, крайне наблюдательны, профессор.
Он смеялся надо мной. Его глаза смеялись, его губы смеялись, даже положение его рук смеялось. Только вот насмешка эта была какой-то слишком добродушной.
Я кивнул и перевел взгляд на второго парня.
– Ты, квотербек, ты же местный альфач, – я не спрашивал, я вновь утверждал.
– Э-э-э? Я? Кто, я? – Он замялся, поерзал на стуле, затем развалился, как король и натянуто усмехнулся: – Ну, то есть, конечно. Да, я тут самый крутой.
Я вновь кивнул.
– И вы так спокойно общаетесь? Я хочу сказать, ты знаешь, что Райан гей, он показывает это всем своим видом, и ты так спокойно на это реагируешь?
– Ну, да.
Квотербек оглянулся.
– Я хочу сказать, сначала-то я был немного в шоке, от этого типчика в обтягивающих джинсах.
Райан вновь продемонстрировал ему свой средний палец.
– Но затем, я привык к нему. Так-то он нормальный. Ну, педик, конечно, но нормальный. Чего там. – Он вновь взглянул на Райана. – Может он и педрила, но он наш педрила. А мы тут все друг за друга горой стоим.
Общий гул одобрения прошелся по аудитории, и только Райан воскликнул:
– Отсоси, Сема!
– Только в твоих мечтах, чувак, – покачал головой квотербек.
Все вновь дружно загоготали.
– А вы что, из ненавистников, профессор?
Райан уставился на меня, продолжая подпирать голову руками. Я нисколько не смутился под его взглядом, прошли уже те годы, когда меня можно было чем-то смутить. Я поднял карандаш со своего молескина, покатал его в руках, рассматривая ровные черные грани, постучал по кожаному переплету и уставился в окно.
– Вовсе нет, – наконец ответил я. – Мне все равно кто ты: гей, лесба, транс или еще кто-то из современного зоопарка, главное, чтобы ты при этом оставался человеком.
– Выходит, вы к любому отнесетесь по-человечески?
Я перевел взгляд на Райана. Он сидел все в той же позе, и сверлили меня взглядом. Хотел на чем-то подловить?
– Если они того достойны, – я кивнул. – Да. Тогда да. Хотите, чтобы к вам относились по-человечески, так видите себя по-человечески.
– Мудрые слова, профессор.
– А это не мои слова.
– Вот как? – Райан удивленно изогнул бровь. – А чьи же?
– Антона Городецкого.
В аудитории повисла легкая пауза. Я осмотрел их пустые, непонимающие лица и вздохнул:
– Изучаете литературу и не знаете кто это такой?
Ответом мне были тишина. И только медалистка, со второй парты левого рядя, принялась лихорадочно листать свои конспекты.
– Ну, я вас в этом не виню, видел список вашей литературы.
Я вновь несколько раз постучал карандашом по молескину, где у меня было приколото степлером несколько распечаток с названиями книг и их авторами.
– С другой стороны, я даже не помню, сказал ли он это на страницах книги или произнес с широких экранов.
Я вновь задумался, постукивая карандашом по коже записной книжки, теряя при этом связь с реальностью. Кажется, я уходил в другой мир. Как там было? «Ночной дозор, всем выйти из сумрака!».
– Ну, может, хватит уже о всякой фигне, – прогнусавила Бритни. – Пора вернуться к действительно важным темам.
Сказав это, она дождалась, когда я взгляну на нее, и поменяла положение ног, перекинув одну через другую. Сделано это было сколь мастерски, что трусики мелькнули лишь на секунду. Как двадцать пятый кадр. Ни их формы, ни цвета – ничего, товарищ судья, у обвинения больше не осталось улик, нам нечего предъявить.
Если вы осуждаете меня, то бросьте это дело. Вы не видели, как сейчас выглядят и как себя ведут современные девушки-студентки.
– Да, давайте вернемся к вашему рассказу, – квотербек перегнулся через свой стол, навалившись на него всем телом, от чего тот протестующе заскрипел. – Вы рассказывали о времени, когда были детьми.
Я слушал его в пол уха, медленно моргая, и погружаясь все глубже в сонливое состояние сродни трансу. Его голос отдалился от меня, приглушился, на него лег далекий шипящий фон. Капли стучали снаружи все чаще, видимо дождь вновь усиливался. Их непрекращающаяся дробь эхом отзывалась у меня в голове, закручивалась воронкой, утягивая за собой мое сознание. Перед глазами все плыло, и в затылок тихо стучалась фаза быстрого сна.
– Спит, – раздался хорошо слышимый голос.
Он не был перекрыт никаким фоном и звучал вполне себе реально и даже близко. На расстоянии нескольких метров.
– Точно спит.
Второй голос был еще ближе. И звучал знакомо.
– Нет, он не может, занятия в самом разгаре.
– Да я тебе говорю спит. Сама взгляни.
– Я не сплю, – лениво отозвался я, открывая глаза. – С вами поспишь. Вы и мертвого разбудите.
– Доброе утро, профессор, – сверкнула глазками Бритни.