Сон, ставший жизнью
Шрифт:
– Он? – громко спросила баба Юля.
– Да, – немного тише ответила посетительница.
– Цепляйся, тащи!!! – крикнула ведунья на всю горенку. И если в первый раз её губы слегка двинулись в такт словам, то теперь ни одна мышца не дёрнулась на её лице. И как только она эти слова произнесла?
А руки, руки-то! Я, по-моему, даже заревел в тот момент с испугу. Из маленького домика, образованного ладонями двух знахарок, тонкими змейками заструилась багровая кровь.
– С корнем рви! – прохрипела баба Юля, подымая сплетение рук вверх.
Кровь закапала на пол. Сперва медленно и нерешительно, но потом всё живее и охотнее. Багровая краска радостно исследовала серый палас под
– Зубы па зубы, губы па губы, лёгкия па лёгкия… Кровь па кровь, жилы па жилы, тёмные па тёмные… – бубнили тонкие губы обеих женщин. – Кости па кости, вены па вены, светлыя па светлыя… – вторила им кровь, шустро разливаясь по паласу. – Морэ па морэ, месяц па месяц, долгия па долгия…
Кровь перестала капать из переплетенных ладоней. Речь прекратилась, продолжая тихо подрагивать слабым эхом в углах горенки, стучась в стены и силясь уйти куда-нибудь… Прочь… Подальше.
Я мельком взглянул на серый палас. Кровь, к моему большому удивлению, почернела и превратилась в пепел, а руки двух знахарок и вовсе были чисты, как и прежде. Словно не было никакого обряда, странных слов, переплетенных ладоней с капающей багровой жидкостью… А узор, который так старательно вырисовывала кровь, являл собой чьё-то лицо, искажённое болью. Глаза, нос, волосы, рот… И когда только пепел успел собраться в такую правильную форму? Ещё секунду назад он лежал сухими безжизненными хлопьями.
– За этим приходила? – восстанавливая дыхание, осведомилась баба Юля.
– Да, не могла я одна справиться… – грудь часто поднималась и опускалась, но гостья выглядела несколько лучше нашей ведуньи.
– Силён поддел-то. На смерть…
Половина собравшихся дружно ухнула. Все и так ещё не могли прийти в себя после «представления», которое устроили на пару знахарки. А тут новая шокирующая подробность. Поддел на смерть…
– Едва вытянули мы с тобой клубок тот… Ещё бы три дня…
– Спасибо вам, спасибо!!!
– А воду всё равно тебе заговорю. Свозишь ему, пускай выпьет.
Гостья вскочила с лавки и поклонилась в ноги бабе Юле, сопровождая своё действием тройным крестным знамением. Наша ведунья тут же посетительницу за локоток подняла и пальцем пригрозила, мол, не мне кланяться надо, а Господу Богу, что помог человека от раннего ухода на тот свет уберечь. Он уже и ногу на тропу безвозвратную поставил, ежели не две, а Бог всё равно помог, разрушил насланный поддел да лишние годы жизни человеку вручил…
– Вон её дом, – ещё раз, уже более настойчиво, повторил Степан, волоком потащив меня к указанному строению.
А хата ничуть не изменилась с моего последнего посещения. Всё та же прочная черепичная крыша с незаконченным цветным узором, в котором трудно было угадать задумку автора. Иногда цветок мерещился, а в другой день уже утварь кухонная с разукрашенными боками. Прочные стены из брёвен с торчащей из щелей паклей, которую затыкают лишь для того, чтобы не мёрзнуть зимой. Об эстетике в таких случаях, конечно же, не заботятся, главное, зимой не закоченеть. Всё такие же чистые стекла. Небольшая беседка, как и многие годы ранее, безмолвно нависала перед самым входом. В ней как раз и ожидали ведунью посетители. Раскидистые яблони и вишни, покачиваясь и шелестя листвой, будто приветствуя, величаво стояли в саду прямо напротив окон – чтобы зимой, когда мороз только начнёт показывать свою истинную силу, проснувшись рано утром, можно было увидеть снег, красиво и заботливо собранный на упругих и мощных ветках. Снегирей, которые красными животами сбивают этот снег на землю, затем пугаются и безоглядно улетают… Кошку, чистящую свою шерсть и подергивающую замёрзшей лапой… Воду, пролитую кем-то с утра и застывшую ледяной дорожкой прямо во дворе…
Степан оглянулся по сторонам и наткнулся взглядом на меня. Я тоже последовал его примеру, пробежав глазами вокруг. Нет, старуха Анна не ползет и не бежит вслед за нами. И колодца того не видно отсюда. Может, примерещилось всё нам? Сразу обоим…
Степан одобрительно махнул рукой и уверенной походкой направился к дому бабы Юли. Калитка открылась без скрипа. Как и всегда. С легко читаемой нервозностью он ждал, пока я закрою её за собой, словно это как-то защитит нас от старухи Анны или какой-либо другой нечисти. Верёвка без видимых сопротивлений легла на один из кольев, собранных в ровный частокол. Я кивнул, и мой друг зашагал дальше. Собаки во дворе не было. Убежала, наверное, куда-то? Оказалась пустой и её будка. И лишь железная цепь, одиноко лежащая на земле, давала знать о том, что страж во дворе хоть какой, но имеется. Степан, перешагивая через несколько ступеней, буквально запрыгнул в «ожидательную» беседку.
Мой взгляд ненароком упал на миску стража двора… Она оказалась опрокинутой. Остатки утренней каши были небрежно разбросаны. Собака, несомненно, могла опрокинуть её и сама при виде незнакомого человека… Могла… Вот только ещё когда я ребёнком ходил сюда, собака уже жила во дворе. Причём, по слухам, баба Юля стража своего так ни разу и не сменила за всё это время. И спокойным он был. Ведь сколько народу ездило к ведунье, а не брехал ни на кого мудрый пёс. Точно знал, что это не воры какие-нибудь подлые, а люди, которым помощь нужна и защита. Присел я на корточки и тарелку поднял. Ничего необычного. Просто миска с остатками недоеденной каши… Совсем уже собрался я уходить, но глазами почему-то остановился на конце цепи, прибитой к углу пустующей будки.
– Степан, посмотри-ка, – позвал я своего друга, пытавшегося тем временем заглянуть в окно избы. – Что можешь сказать?
Степан с опаской подошёл ко мне и опустился на колени рядом. Бережно взял в руки цепь, точно боялся спугнуть что-то или тишину нарушить, которая во дворе повисла незримой пеленой.
– Перегрызена цепь – вот здесь, где железо к кожаному ошейнику крепится, – выдохнул Степан после детального осмотра. – Или же перебита чем-то тяжёлым.
Совпал, значит, твой ответ с моим. Не к добру это. Никогда не поверю, что рассудительная собака сама цепь перегрызла. Да ещё в таком месте… Я даже теоретически не могу представить, как можно так изловчиться и шею повернуть, чтобы настолько близко к точке крепления подобраться. Ладно, щенок маленький. Тот на свободу так рвётся, что на всё способен, да и голова у него меньше и поворотливее. Но не старый умудрённый жизнью пёс… А если перебили… Кому это понадобилось? Да и следы собачьих лап во дворе очень странные, как будто пес в ужасе и страхе убегал отсюда, не думая ни о чем, кроме спасения своей шкуры.
Степан ухватился за цепь и слегка потянул её на себя. Из будки, вернее из боковой стенки, где крепилось последнее звено, к нашим ногам посыпались деревянные опилки…
– Вот ведь… Ироды, – зло проговорил Степан. – Не сразу они цепь перебили, сперва издевались над собакой. Доводили, чтобы она истошнее лаяла да сама пыталась из ошейника своего вырваться…
Дело совсем плохо… Мой друг резко поднялся на ноги. По-моему, я даже различил свист воздуха в ушах от такого стремительного движения. Так в детстве у меня струны рвались на гитаре, когда я учился играть этюды, задаваемые преподавателем музыкальной школы: быстро и шумно.