Сон в Иванову ночь (Шекспира)

"Трудно говорить серьезно о такой пьес, какъ «Сонъ въ Иванову ночь», – замтилъ Георгъ Брандесъ, посвятившій, однако, въ своемъ труд о Шекспир около десяти страницъ ея разбору, причемъ повторяетъ въ нсколько догматичной форм положенія объ ея происхожденіи и значеніи, которыя по меньшей мр не проврены и не могутъ считаться доказанными. Остроумныя, а порой блестящія критическія замчанія знаменитаго датскаго критика, къ сожалнію, далеко не ршаютъ вопросовъ, довольно существеннаго характера, надъ которыми, вотъ уже почти два вка, весьма серьезно задумывались изслдователи Шекспира, и все же не пришли къ окончательному проясненію той загадочной пелены, которою словно окутано одно изъ самыхъ поэтичныхъ, если не самыхъ серьезныхъ произведеній великаго англійскаго драматурга. Затрудненіе представляется намъ не столько въ серьезности отношенія къ анализу пьесы, а прежде всего въ томъ, чтобы разобраться во множеств разнорчивыхъ толкованій, которыя были предложены въ объясненіе пьесы и, не разршая многихъ недоумній, которыя она вызываетъ (начиная съ ея заглавія, см. ниже), скоре способствуютъ распространенію ошибочныхъ взглядовъ. Совершенно правильно замтилъ Гоуардъ Фэрнесъ въ своемъ предисловіи къ послднему, образцовому изданію Шекспира (т. X, 1895) [1] , что никто не довольствуется признаніемъ

того, что намъ достоврно извстно о Шекспир: «именно то, чего мы не знаемъ, наполняетъ томы нашихъ комментаріевъ (our volumes)». Конечно, о томъ, что извстно – нечего было бы и писать; неизвстность заманчива, но догадки не всегда могутъ считаться положительными пріобртеніями. Постараемся отметить лишь степень большей или меньшей вроятности тхъ гипотезъ, которыя были высказаны по поводу «Сна въ Иванову ночь», тщательно выдляя достоврное отъ сомнительнаго.

Какъ бы резюмэ наиболе аккредитованныхъ мнній по данному вопросу въ настоящее время представилъ Сидней Ли въ слдующей страниц, которую мы приводимъ цликомъ, по новйшему изданію его труда о Шекспир въ нмецкомъ перевод, съ поправками и дополненіями лейпцигскаго проф. Р. Вюлькера: "Сонъ въ Иванову ночь" вроятно, возникъ зимой 1595 года. Вроятно пьеса была написана для свадебнаго торжества, быть-можетъ по случаю брака, всеобщей покровительницы поэтовъ, Люціи Гарингтонъ, съ Эдуардомъ Русселлемъ, третьимъ графомъ Бедфорскимъ, брака, состоявшагося 12 дек. 1594 г.; или же по случаю свадьбы Вильяма Стэнлея, графа Дерби, 24 января 1594 – 5 г. въ Гринвич. Поэтъ, обозначивъ съ изысканной лестью королеву – "чистою весталкой, царствующей на Запад (д. II, сц. 1)", отблагодарилъ Елизавету за милостивое расположеніе, которое она ему выказывала, и надялся заручиться и впредь ея покровительствомъ. Фантастическое описаніе Оберона (д. II, сц. 2) того мста, откуда онъ увидлъ, гд ростетъ цвтокъ, прозванный "Любовью въ праздности", за которымъ онъ посылаетъ Пука, вроятно написано Шекспиромъ въ воспоминаніе празднествъ, устроенныхъ графомъ Лейстеромъ королев Елизавет въ 1575 г., при ея посщеніи Кенильворта. Вся пьеса написана въ легкомъ изящномъ тон комедіи. Сюжетъ могъ быть заимствованъ изъ разныхъ источниковъ: у Чаусера въ его "Разсказ рыцаря"; у Плутарха въ біографіи Тезея; изъ метаморфозъ Овидія (кн. IV); изъ старофранцузскаго романа о "Гюон Бордосскомъ", въ которомъ приведена исторія Оберона, романа, переведеннаго на англійскій языкъ лордомъ Бернерсомъ и впервые изданномъ въ 1534 г. Вліяніе Джона Ли (J. Lee) сказывается въ шутливыхъ рчахъ, которыми обмниваются смертные люди и безсмертные духи. Внесеніемъ юмористическаго представленія "Пирама и исби" въ исполненіи простыхъ людей, эллинскихъ рабочихъ "съ мозолистыми руками", Шекспиръ развиваетъ тему, которою онъ уже пользовался при написаніи "Безплодныхъ усилій любви". Но заключеніе, данное въ "Сн въ Иванову ночь", совершенно новое, и можно замтить по поводу этой пьесы, что Шекспиръ впервые открылъ новую область искусства, надливъ фантастическія существа могучей драматической жизнью, чему еще не было примровъ въ литератур".

Нельзя не отмтить, какъ много оговорокъ въ приведенной цитат, какъ каждое положеніе въ ней смягчено осторожными – "вроятно", "можетъ быть", которыя мы отмтили курсивомъ. Дло въ томъ, что достоврнаго объ "Сн въ Иванову ночь" имется лишь фактъ перваго изданія пьесы в 1600 г. [2] и извстіе Мэра (Meere), упоминающаго о существованіи пьесы Шекспира подъ тмъ же заглавіемъ въ 1595 г. Стало быть, мы знаемъ только, что пьеса написана не позже этого года. Попытки боле точнаго пріуроченія «Сна» къ опредленной дат раньше 1598 г. основаны на догадкахъ, такъ сказать, внутренняго порядка, на сближеніи отдльныхъ стиховъ въ драм Шекспира съ произведеніями другихъ современныхъ поэтовъ {1} , на опредленіи вроятнаго отношенія «Сна въ Иванову ночь» къ поэмамъ Эдмунда Спенсера – «Королева фей» (The Faerie Queen) и Джона Лили (John Lyly) «Эндиміонъ», наконецъ на соображеніяхъ эстетико-психологическаго характера по указанію мста, занимаемаго настоящей драмой въ ряду другихъ произведеній Шекспира. Она переходный типъ отъ комедіи къ драм, представляется уже настоящей «драмой» по яркому изображенію психическихъ аффектовъ, но съ недостаточно цльно обрисованными характерами и искусственно созданными ситуаціями. Въ стих пьесы усматривается еще нкоторая неувренность; есть небрежности; пьеса всего удобне пріурочивается къ переходному моменту отъ юности къ возмужалому возрасту поэта, быть можетъ, къ началу второго періода его творческой дятельности, когда ему уже было за тридцать лтъ.

Что могло побудить Шекспира взяться за сюжетъ фантастической сказки, пріуроченной къ описанію предстоящаго брака «аинскаго герцога Тезея» съ побжденной имъ царицей амазонокъ Ипполитой? Имена Тезея и Ипполиты несомннно взяты или непосредственно у Плутарха, или изъ «Кентерберійскихъ сказокъ» Чаусера (разница въ написаніи имени: Ipolita y Чаусера, Hyppolita y Шекспира): въ первой изъ нихъ, – «разсказъ рыцаря», – рчь идетъ какъ разъ о свадьб «герцога аинскаго Тезея» съ царицей амазонокъ Ипполитой, но дальнйшее содержаніе разсказа Чаусера, отвчающее извстной новелл Боккачіо о томъ, какъ два друга, Палемонъ и Аркитъ, влюбились оба въ одну и ту же двушку, не иметъ прямого отношенія къ драм Шекспира. Заимствованной представляется лишь основная ситуація: т. е. пріуроченіе происшествія къ моменту возвращенія Тезея на родину вмст съ Ипполитой. Но у Чаусера – Ипполита уже считается женой Тезея. У Шекспира ихъ свадьба должна вскор состояться:

Четыре дня счастливые пройдутъИ приведутъ съ собою новый мсяцъ.

Это обстоятельство, что Шекспиръ отодвинулъ срокъ свадьбы Тезея и Ипполиты, ввелъ дв другія пары жениховъ и невстъ, сдлалъ завязкой пьесы – ожиданіе наступленія брачной церемоніи, наконецъ, общимъ содержаніемъ ея избралъ любовные перипетіи въ полу – шутливой, фантастической форм, закончивъ благополучнымъ разршеніемъ всхъ недоразумній, – и служитъ главнымъ основаніемъ предположенія, что настоящая пьеса есть не боле, какъ предсвадебное развлеченіе, такъ назыв. «маска», одно изъ увеселеній, которое должно было войти въ программу празднествъ, устраиваемыхъ по случаю бракосочетанія какого нибудь знатнаго вельможи, изъ числа вліятельныхъ друзей и покровителей Шекспира. Когда предположеніе это возникло – оставалось лишь найти подходящее лицо, для котораго Шекспиръ «могъ» написать свою пьесу. Такими лицами «могли» быть вышеназванные – Эдуардъ Руссель или Вильямъ Стэнлей; но могъ быть имъ и кто-нибудь другой, третій, четвертый, о которомъ мы не имемъ достаточно свдній. – Однако, уже Ульрици высказалъ нелишенное остроумія, хотя, какъ увидимъ ниже, на нашъ взглядъ, неосновательное, возраженіе противъ опредленія настоящей пьесы Шекспира, какъ спеціально свадебнаго развлеченія, въ связи съ существовавшимъ въ ту пору обычаемъ давать «маски», «интерлюдіи», «интермедіи» и т. п. театральныя представленія по случаю вступленія въ бракъ знатнаго лица. «Странный и, по сущности, довольно дерзкій поступокъ, – говоритъ Ульрици, – поднести въ вид свадебнаго подарка своему патрону пьесу, гд любовь представлена на смхъ, скоре съ комической, чмъ съ нравственной и серьезной стороны, любовь въ ея слабости и неустойчивости, какъ простая игра воображенія, при чемъ даже празднованіе свадьбы Тезея носитъ смшной характеръ въ силу тхъ условій, при которыхъ она происходитъ. Было бы большой безтактностью во всякомъ случа переносить на общественную сцену пьесу, написанную по такому поводу, до или посл заключенія брака вельможи (въ чью честь она была составлена)». Впечатлнія, очевидно, могутъ расходиться, но къ вопросу объ умстности «Сна въ Иванову ночь» въ пріуроченіи ко дню свадьбы мы ниже вернемся, при ея оцнк по существу. Пока ограничиваемся выводомъ, что опредленіе пьесы, какъ свадебной «маски», весьма мало способствуетъ установленію точной даты ея происхожденія.

Сидней Ли оставилъ безъ оговорки лишь указанье на то, что рчь Оберона по поводу цвтка, обладающаго чудодйственнымъ свойствомъ возбуждать внезапную любовь къ первому лицу, которое попадется на встрчу, посл того какъ сокомъ этого цвтка натереть глаза, – есть воспоминаніе, въ поэтическомъ образ, о празднествахъ, – которыхъ свидтелемъ вроятно былъ Шекспиръ въ молодые годы, – празднествахъ, устроенныхъ въ Кенильворт графомъ Лейстеромъ, мечтавшимъ стать мужемъ Елизаветы. Но королева, "царствующая на Запад", осталась цломудренной весталкой: "стрла Купидона, пущенная въ нее, была отклонена лучомъ двственной луны; она упала на "маленькій западный цвточекъ", который "зардлся отъ любовной раны", и изъ молочно – благо цвтка превратился въ алый цвтъ, названный "любовью отъ бездлья".

Толкованіе разсказа Оберона въ смысл аллегоріи на королеву Елизавету и ея отношенія къ Лейстеру, при чемъ "зардвшійся цветокъ" долженъ обозначить возлюбленную Лейстера, графиню Эссексъ [3] , мужъ которой былъ убитъ въ то время, когда стала извстной связь его жены съ Лейстеромъ, это толкованіе принадлежитъ Гальпину, статья котораго въ свое время произвела большую сенсацію между шекспирологами [4] . Тонкій анализъ Гальпина даннаго мста въ пьес, представляющагося дйствительно загадочнымъ по двойному смыслу, который чувствуется въ передач подробностей происхожденія волшебнаго цвтка, его сопоставленіе нкоторыхъ деталей (морская два, плывшая на спин дельфина и очаровавшая море своимъ пніемъ) съ дошедшими до насъ описаніями упомянутыхъ празднествъ – Гайскойна и Ланегама, представлялись дйствительно весьма убдительными, какъ неожиданное проясненіе историческими аллюзіями непонятнаго вымысла: ему, казалось, подыскана была реальная почва. Однако, есть и возраженіе противъ такого объясненія. Празднества въ Кенильворт состоялись въ 1575 году. Вроятно ли, чтобы Шекспиръ о нихъ вспоминалъ чрезъ двадцать лтъ, и прибгъ къ аллегоріи въ то время, когда она утратила свое живое значеніе и врядъ ли кому либо изъ современниковъ могла быть даже просто понятна? Намеки на Елизавету и Лейстера утратили всякое значеніе «актуальности». Но другого объясненія разсказу Оберона пока не найдено: весталка, царствующая на Запад" всетаки слишкомъ прозрачный намекъ на королеву Елизавету, чтобы можно было поступиться вполн толкованіемъ Гальпина. Въ виду этого остается или присоединиться къ мннію тхъ изслдователей, которые полагаютъ, что «Сонъ въ Иванову ночь» принадлежитъ къ раннимъ произведеніямъ Шекспира, по крайней мр задуманъ былъ имъ въ юношескую пору, быть можетъ въ редакціи, которая до насъ не дошла, и лишь вторично имъ обработанъ въ половин 90-хъ годовъ XVI вка; или предположить, что аллегорія навяна не воспоминаніями о празднествахъ 1575 года, а какими-нибудь другими аналогичными празднествами въ позднйшую пору, о которыхъ до насъ не дошли описанія; или, наконецъ, счесть весь этотъ разсказъ Оберона чистымъ вымысломъ Шекспира, безъ опредленной реальной почвы въ происшествіяхъ современной жизни, кром намека на королеву Елизавету въ образ весталки.

Конец ознакомительного фрагмента.