Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.
Шрифт:
– Тебя не спрашивают, – одернул сына Цзя Чжэн.
Баоюй сразу умолк и попятился.
Цзя Чжэн огляделся и пошел к крытым галереям по обе стороны домика. Сам домик состоял из пяти комнат, там были террасы и навесы из циновок; искусно выкрашенные стены и затянутые тонким зеленым шелком окна придавали ему скромный и строгий вид.
– Что может быть приятнее, чем готовить чай на этих террасах и играть на цине, – со вздохом произнес Цзя Чжэн, – здесь даже благовония не нужны. Все устроено наилучшим образом, и я надеюсь, что у вас, господа, найдется достойное название, которое украсит доску над входом в этот дом, и нам не придется испытывать стыд из-за того, что надпись
Все заулыбались, заговорили:
– Пожалуй, лучшего названия, чем «Благоуханный ветер и душистая роса», не придумать.
– Что же, это неплохо, – согласился Цзя Чжэн. – Но как быть с парной надписью?
– Я уже придумал, – отозвался один из гостей. – Пусть все послушают и выскажут свое мнение.
И он громко прочел:
Орхидей все гуще во дворепри косых лучах душистый запах.До косы песчаной в полнолуньеаромат свой донесла дужо [164] .164
Дужо – ароматная трава.
– Прекрасно! – вскричали все разом. – Вот только слова «косые лучи» не очень годятся!
Тут гость, предложивший надпись, привел древние стихи: «Двор наполнен ароматом трав зеленых, при косых лучах слез не удержать…»
– Какое уныние наводят эти стихи! – воскликнул кто-то, отражая явно общее мнение.
– Позвольте, я предложу свою парную надпись, – заявил один из гостей, – а вы рассудите, что хорошо в ней, что плохо!
И он прочел:
Яшмовоподобной астры здесь,около трех троп, благоуханье!Золотоподобных орхидей [165] во дворе при лунном свете яркость.165
…Яшмовоподобной астры… золотоподобных орхидей… – В этих определениях скрыта ирония автора романа, свидетельствующая о дурном вкусе сочинителей-аристократов.
Цзя Чжэн потеребил усы, подумал, но вместо того, чтобы сочинить парную надпись, как намеревался, прикрикнул на стоявшего рядом Баоюя:
– Ну, чего молчишь, теперь твоя очередь! Ждешь особого приглашения?
– В этом месте ничто не напоминает ни золотоподобную орхидею, ни лунный свет, ни песчаную косу, – ответил Баоюй, – и если, подражая древним, идти таким путем, то, придумай мы хоть двести надписей, ни одна не сгодится.
– И откуда в тебе столько дури! – развел руками Цзя Чжэн.
Баоюй между тем продолжал:
– По-моему, лучшей надписи, чем «Чистый аромат ириса», и желать не приходится, а парную надпись я предложил бы такую:
Орех мускатный он воспел в стихах,и стали эти строки всем известны.Во сне увидел много чайных роз —все до единой были так душисты!– Так ведь это подражание! – возразил Цзя Чжэн. – Нечто подобное уже было. Вот послушайте!
Когда– Вспомните «Башню Фениксов» Ли Тайбо [166] , ведь это подражание «Башне желтых журавлей»! – заметил один из гостей. – Главное, чтобы подражание было искусным! А надпись, предложенная вашим сыном, пожалуй, изящнее строки «Когда пишу я о листве банана…».
– Да что вы! – улыбнулся Цзя Чжэн.
Так, разговаривая между собой, гости продолжали путь. Вскоре их взору открылись величественные палаты, вознесшиеся к небу многоярусные пагоды и соединенные между собой крытыми переходами храмы, от которых вдаль убегали извилистые дорожки. Ветви раскачивавшихся на ветру деревьев бились о карнизы храмов и пагод, яшмовые орхидеи у входа вились по ступеням, украшенным с двух сторон оскаленными мордами диких зверей, золочеными головами драконов.
166
Ли Тайбо (Ли Во, 701—762) – великий китайский поэт.
– Вот это и есть главное строение, – объявил Цзя Чжэн. – Мне кажется, здесь много излишеств в украшениях.
– Вот и хорошо! – поспешили отозваться гости. – Гуйфэй, ваша дочь, конечно, предпочитает скромность, но в ее нынешнем положении такая роскошь не покажется ей чрезмерной.
Спустя немного они подошли к арке, украшенной вырезанными из яшмы драконами.
– Какую же надпись мы сделаем здесь? – спросил Цзя Чжэн.
– Больше всего подойдет «Остров бессмертных Пэнлай», – ответили гости.
Цзя Чжэн ничего не сказал, лишь покачал головой. А Баоюй впал в раздумье. Ему показалось, что он уже видел это место, но где и когда, вспомнить не мог.
Отец велел ему сочинить надпись, но Баоюй был так поглощен созерцанием пейзажа, что ничего не слышал. Гости же, полагая, что мальчик устал от понуканий отца и ничего больше не может придумать, принялись уговаривать Цзя Чжэна:
– Не надо его принуждать, остальные названия можно завтра придумать.
Цзя Чжэн между тем, опасаясь, как бы матушка Цзя не забеспокоилась о Баоюе, холодно усмехнулся:
– Наконец-то и ты, скотина, ничего не можешь сказать! Ладно, даю тебе день сроку, если завтра не сочинишь достойную этого самого прекрасного места надпись, пощады не жди!
Цзя Чжэн зашагал дальше, но тут оглянулся и определил, что они прошли от ворот лишь малую часть всего расстояния. К счастью, в этот момент подошел слуга и доложил:
– Господин Цзя Юйцунь прислал человека засвидетельствовать вам свое почтение.
– Жаль, что мы не успели всего осмотреть, – проговорил Цзя Чжэн, – остальное мельком увидим, когда перейдем на другую сторону.
Вскоре они подошли к мосту, под которым текла чистая, как кристалл, речка. Мост стоял на плотине, что подавала воду всем ручейкам.
– Как бы вы назвали эту плотину? – спросил Цзя Чжэн.
Баоюй сказал:
– Поскольку плотина перегородила главный ручей, берущий начало у источника Струящихся ароматов, лучше всего назвать ее плотина Струящихся ароматов.
– Бессмыслица! – бросил Цзя Чжэн. – Что значит «струящиеся ароматы»?
Пока они шли, им то и дело на пути попадались светлые залы, камышовые хижины, груды камней, увидели они и буддийскую кумирню у подножья горы, и храм в густой роще, длинные галереи и извилистые гроты, квадратные палаты и круглые беседки. Заходить в них уже не было времени.