Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ.

После отъезда Инчунь госпожа Син держала себя так, будто ничего не случилось. Зато госпожа Ван долго вздыхала у себя в комнате. Она воспитывала девушку с самого детства и была расстроена. Как раз в это время к

ней пришел Баоюй справиться о здоровье. Заметив слезы на глазах матери, он молча стал в стороне и, лишь когда госпожа Ван сделала ему знак, сел рядом с нею на кан.

— О чем ты думаешь? — спросила госпожа Ван, видя, что сын не решается заговорить.

— Да так, ни о чем особенном, — ответил Баоюй. — Узнал, что второй сестре Инчунь тяжело живется, и стало больно. Бабушке ничего не сказал, а сам вторую ночь не сплю. Ни одна из наших барышень не смогла бы вынести подобных обид, что же говорить об Инчунь! Она самая слабая, самая робкая. Ни разу ни с кем не поссорилась. А сейчас вынуждена терпеть издевательства негодяя, не способного понять страдания женщины.

Баоюй едва не плакал.

— Ничего не поделаешь, — проговорила госпожа Ван. — Недаром говорится в пословице: «Выданная замуж дочь — все равно что выплеснутая из ковша вода». Чем я могу помочь?

— Я знаю, что делать, — заявил Баоюй. — Надо обо всем рассказать бабушке, попросить взять сестру Инчунь домой и поселить на острове Водяных каштанов, чтобы она могла по-прежнему играть с сестрами и не терпела издевательств Сунь Шаоцзу. Пусть хоть сто раз присылает за ней людей — мы ее не отпустим. Скажем, что таков приказ старой госпожи. Хорошо я придумал?

Слова Баоюя и рассердили и рассмешили госпожу Ван.

— Так нельзя! — сказала она. — Неужели ты не понимаешь, что девочка, когда вырастет, должна выйти замуж и переехать в дом мужа. А уж там как повезет, мать не может за нее вступиться, хороший попадется муж — ее счастье, плохой — ничего не поделаешь. Как говорится: «Выйдешь за петуха — угождай петуху, за собаку — собаке!» Не каждой суждено стать государыней, как твоей старшей сестре Юаньчунь. Инчунь еще молода, да и господин Сунь Шаоцзу не стар. У каждого свой характер, вот они и не ладят, но это только на первых порах. Пройдет несколько лет, появятся дети, и все образуется. Смотри только, ничего не говори бабушке! Проболтаешься — пеняй на себя! А теперь иди, хватит бездельничать!

Баоюй не проронил больше ни слова и, понурившись, вышел. Так хотелось излить тоску, но кому? Миновав ворота сада, он машинально направился к павильону Реки Сяосян и, едва переступив порог, не выдержал и громко заплакал.

Дайюй только что привела себя в порядок. Увидев Баоюя расстроенным, она встревоженно спросила:

— Что-нибудь случилось?

И несколько раз повторила этот вопрос, но Баоюй ответить не мог, наклонился над столом и всхлипывал.

Дайюй долго в упор смотрела на него, а потом с досадой спросила:

— Кто расстроил тебя? Уж не я ли?

— Нет, нет! — махнул рукой Баоюй.

— Тогда почему ты грустишь?

— Просто я подумал, что лучше умереть раньше, чем позже. Жить совсем неинтересно!

— Уж не рехнулся ли ты? — изумленно спросила Дайюй.

— Нет. — Баоюй покачал головой. — Сейчас я тебе кое-что расскажу, и ты все поймешь. Слышала, что рассказывала вторая сестра Инчунь? Видела, на кого она стала похожа? Вот я и думаю: стоит ли выходить замуж, если это приносит одни страдания? Вспомнилось мне, как мы создавали нашу «Бегонию», как сочиняли стихи и были счастливы! А сейчас сестра Баочай живет у себя дома, даже Сянлин не может нас навещать. Инчунь замужем. Иных уже нет среди нас. Пусто в доме! Я хотел попросить бабушку взять сестрицу Инчунь обратно, но матушка говорит, что я вздор болтаю. За короткое время сад наш стал просто неузнаваем! Что же будет здесь через несколько лет? Трудно даже себе представить! Чем больше я думаю, тем тяжелее становится на душе…

Дайюй все ниже склоняла голову и в конце концов с тяжелым вздохом опустилась на кан, отвернувшись от Баоюя. В это время Цзыцзюань принесла чай и остановилась в растерянности.

Появилась Сижэнь.

— Так я и знала, что вы здесь, второй господин! — воскликнула она. — Бабушка вас зовет.

Дайюй поднялась и пригласила Сижэнь сесть. Глаза ее были красны от слез. Баоюй принялся ее утешать:

— Не расстраивайся, сестрица! Я наговорил глупостей. Вдумайся в мои слова — и поймешь, что главное — это здоровье. Я скоро вернусь от бабушки, а ты пока отдыхай.

После ухода Баоюя Сижэнь тихонько спросила у Дайюй:

— Что случилось?

— Баоюю жаль вторую сестру Инчунь, — ответила Дайюй, — вот он и расстроился, а у меня глаза красные потому, что я их растерла. Как видишь, ничего не случилось.

Сижэнь промолчала и поспешила за Баоюем.

Когда Баоюй пришел к матушке Цзя, она спала, и ему пришлось вернуться во двор Наслаждения пурпуром.

До полудня Баоюй отдыхал, а проснувшись, взялся от скуки за первую попавшуюся книгу. Это были «Древние напевы». Баоюй наугад раскрыл книгу, и в глаза бросились строки:

Если только песни петь за хмельным вином,Разве может человек долгий век прожить?

Стихотворение принадлежало Цао Мэндэ [1] . У Баоюя болезненно сжалось сердце. Он отложил книгу, взял другую. Это оказались сочинения времен династии Цзинь. Баоюй полистал ее и тоже бросил. Подперев голову руками, он погрузился в задумчивость.

— Ты почему не читаешь? — спросила Сижэнь, заваривая чай.

Баоюй промолчал, взял чашку, отпил глоток. Сижэнь не понимала, что с ним творится. Вдруг Баоюй приподнялся и пробормотал:

— Душа бродит за пределами тела!..

Сижэнь чуть не прыснула со смеху. Спросить, что это значит, она не решалась и стала уговаривать Баоюя:

— Не хочешь читать, пойди в сад, погуляй. А то заболеешь от скуки.

Баоюй машинально кивнул и вышел.

Он сам не заметил, как очутился у беседки Струящихся ароматов. Там царило запустение. Со двора Душистых трав, куда направился Баоюй, доносились цветочные ароматы. Но двери и окна там были заперты, и Баоюй зашагал к павильону Благоухающего лотоса. Еще издали он заметил у отмели Осоки нескольких девушек, они стояли опершись на перила, а служанки, присев на корточки, что-то искали на земле.