Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.

Цао Сюэцинь

Сижэнь велела накрыть на стол, а Шэюэ уговорила Баоюя немного поесть. Вскоре явилась Цювэнь и сказала:

– Комната прибрана! Пусть только рассеется дым от жаровни, и господин может туда идти!

Поглощенный своими думами, Баоюй не ответил, лишь кивнул головой.

– Кисть и тушечница на месте, там, где вы приказали, – сказала девочка-служанка, входя в комнату.

– Ладно, – откликнулся Баоюй.

– Завтрак готов, – доложила другая служанка. – Где будете есть, второй господин?

– Покоя от вас никакого нет, – рассердился Баоюй. – Ну, несите сюда!

Вскоре принесли завтрак, и Баоюй обратился к Шэюэ и Сижэнь:

– Поешьте со мной, одному не хочется, уж очень тоскливо на душе.

– Мы недостойны сидеть с тобой за столом, – возразила Шэюэ. – Твоя просьба – просто каприз.

– Ничего особенного здесь нет, – заметила Сижэнь. – Сколько раз ели и пили вместе! Если это пойдет

ему на пользу, можно и нарушить обычай!

И вот Баоюй занял место в центре стола, Сижэнь и Шэюэ по обе стороны от него.

После еды девочки-служанки подали чай для полоскания рта.

Держа в руках чашку, Баоюй сидел молча, словно о чем-то задумавшись, а потом вдруг спросил:

– В комнате все прибрано? Можно идти?

– Ведь вам уже сказали об этом, – ответила Шэюэ, – к чему снова спрашивать?

Посидев немного, Баоюй ушел в приготовленную для него комнату, воскурил благовония, расставил на столе фрукты, велел всем уйти и запер дверь.

После этого он взял листок розовой бумаги, произнес молитву и, обмакнув кисть в тушь, написал:

«Владелец двора Наслаждения пурпуром воскуривает благовония и подносит ароматный чай в надежде, что душа сестры Цинвэнь снизойдет и насладится жертвами». Дальше шли стихи:

Когда мое воображеньеТвой светлый образ вдруг займет,Ко мне приходит озаренье,Безмерность чувств и дум полет.Кто может сделать так, чтоб ветерВдруг волны вздыбил, мир потряс?Явилась ты – и незаметноЯ успокоился тотчас.Кто мог бы так тепло и тихоВести беседу, кроме нас?..Уносит быстрое теченьеРечные воды на восток, —Когда б на запад возвращеньяНавеки избежал поток? [25] Тебя узреть храню надежду,Но нет травы чудесной тут! [26] Лишь вижу, как твою одеждуОкутал мягкий изумруд… [27] Поэтому меня, как прежде,Печали всюду стерегут!

25

…Когда б на запад возвращенья // Навеки избежал поток? – Образ воды, устремленной к востоку, в поэзии олицетворял расцвет жизни; к западу – закат, уход из жизни.

26

…Но нет травы чудесной тут! – В притче из книги жившего в ханьскую эпоху писателя Го Сяня «Записки о бездне Дунлин» рассказывается: ханьский император У-ди тосковал по рано умершей жене по имени Ли и мечтал хотя бы представить в воображении ее облик; придворный мудрец Дунфан Шо преподнес ему стебель чудо-травы, сказав, чтобы на ночь он положил его за пазуху, ближе к сердцу; во сне Ли явилась к нему, как наяву.

27

Мягкий изумруд. – Баоюй видит в небе отливающее бирюзой облако и вспоминает, как во время болезни Цинвэнь штопала халат, украшенный золотым узором с изображением канарейки.

Дописав последнюю строку, Баоюй зажег в курильнице благовонную свечу и сжег листок со стихами. Когда же свеча догорела, юноша отпер дверь и вышел из комнаты.

– Что-то ты очень быстро! – произнесла Сижэнь. – Тебе и там скучно стало?

Баоюй лукаво усмехнулся:

– На душе было тревожно, и хотелось побыть одному. А сейчас печаль рассеялась, и я решил прогуляться.

С этими словами он вышел в сад и, дойдя до павильона Реки Сяосян, крикнул:

– Сестрица Дайюй дома?

– Кто это? – послышался в ответ голос Цзыцзюань. Она откинула дверную занавеску, выглянула наружу и, увидев Баоюя, с улыбкой сказала: – Это вы, второй господин? Барышня дома! Пожалуйте!

Баоюй последовал за Цзыцзюань и услышал голос Дайюй:

– Скорее

проси второго господина!

Подойдя к комнате Дайюй, Баоюй увидел по обе стороны двери параллельные надписи:

В окошке, украшенном зеленью темной,Луна, проплывая, сияет.Создатели древние «книг о бамбуке» [28] Давно уж исчезли из мира.

Еще с порога юноша спросил:

– Чем занимаешься, сестрица?

– Сейчас допишу сутру, и поговорим, – ответила Дайюй, подходя к нему. – Посиди! Осталось две строчки.

28

Создатели древние «книг о бамбуке»… – Имеются в виду древние книги о том, как пользоваться листвой бамбука для написания иероглифов. В книгах говорилось, что для этой цели следует счистить с бамбукового листа зеленое наслоение. Позднее под «книгами» (или «историческими трактатами») о бамбуке стали подразумевать «историю» в широком смысле.

Она приказала Сюэянь налить Баоюю чаю.

– Не беспокойся, пиши, – махнул рукой Баоюй, и тут взгляд его упал на висевшую на стене полосу шелка с изображением Чан Э и ее прислужницы, а рядом – девы-небожительницы, тоже с прислужницей, которая держала что-то наподобие узла. Обе как бы плыли в клубящихся облаках.

Эта картина, подражание Ли Лунмяню [29] , называлась «Соперничество в стужу», и надпись к ней была сделана смешанным каллиграфическим почерком.

29

Ли Лунмянь (Ли Гунлинь) – знаменитый художник VIII в.

– Ты, наверное, недавно повесила эту картину, сестрица? – спросил Баоюй.

– Да. Вчера служанки убирали в комнате, я вспомнила о ней, велела разыскать и повесить.

– А на какой сюжет картина? – поинтересовался Баоюй.

– Ты сам прекрасно знаешь! – засмеялась Дайюй. – А еще у меня спрашиваешь!

– Забыл, сестрица, – промолвил Баоюй. – Напомни, если не трудно!

– Неужели забыл изречение: «Луна льет на землю холодный свет, иней блестит, Циннюй и Суэ не боятся стужи, они соперничают в красоте».

– Вспомнил! – воскликнул Баоюй. – Сюжет оригинальный! И очень кстати, ведь наступили холода!

Он стал внимательно рассматривать картину.

Сюэянь тем временем подала Баоюю чай. Пока он пил, Дайюй окончила писать и сказала:

– Прости, что была к тебе невнимательна…

– К чему церемонии, сестрица! – прервал ее Баоюй и вдруг заметил, как хороша Дайюй в своей меховой куртке и надетой поверх нее белой безрукавке, подбитой горностаем, в расшитой цветами парчовой юбке, похожей на ту, что некогда носила Ян гуйфэй, с пышными волосами, заколотыми всего одной шпилькой.

Поистине:

Ввысь устремилось древо из нефрита [30] ,Оно стоит наперекор ветрам.Душистый лотос, томно расцветая,Едва хранит росу на лепестках.

– Ну что, сестрица, играешь на цине? – неожиданно спросил Баоюй.

– Нет, – отвечала девушка. – С утра до вечера пишу, руки совсем одеревенели. Где уж тут играть?!

– Не огорчайся, – промолвил Баоюй. – Цинь, конечно, инструмент благородный, но привлекательного в нем мало. Никогда не слышал, чтобы игра на цине принесла кому-нибудь богатство и долголетие, она только навевает печаль и горестные думы. А как трудно разобрать ноты, сколько надо потратить на это сил! У тебя и без того здоровье слабое, так что избегай лучше лишних хлопот.

30

Древо из нефрита – то есть красивое, стройное дерево. В стихотворении танского поэта Ду Фу «За вином пою о восьмерых святых» есть строки:

Беспечный в юности прекрасной,Смотрел я, кубок поднимая,На небосвод ненастный, —Подобно древу из нефрита,Всем ветрам неподвластный…