Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
Бао-юй был вынужден взять четки обратно. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.
Между тем Цзя Лянь, повидавшись со всеми родными, пошел к себе. Фын-цзе не имела ни минуты свободного времени. Однако Цзя Лянь прибыл с дальней дороги, и ей пришлось отложить все дела и прислуживать ему. В комнате не было посторонних, и Фын-цзе шутливо заметила:
– Поздравляю вас с великой радостью, государев зятек! Вы, наверное, устали с дороги! Я еще вчера, как только прибыл ваш посланец, приготовила для вас чарочку вина! Не знаю только, соблаговолите ли вы принять мое скромное угощение!
– Что вы! Что вы! Да разве я посмею? – заулыбался Цзя Лянь. – Премного вам благодарен, премного благодарен!
Тут
Расспросив обо всем, что произошло после его отъезда, Цзя Лянь еще раз поблагодарил Фын-цзе за хлопоты.
– И как только мне справляться со всеми этими делами! – начала жаловаться ему Фын-цзе. – Ведь я неопытна, изворачиваться не умею, душа у меня прямая, если меня ударят палкой, я воспринимаю это лишь как укол иголкой! Да и характер у меня слабый – стоит кому-нибудь сказать мне ласковое слово, как я смягчаюсь. Мне никогда не приходилось ведать такими большими делами, поэтому и смелости не хватает; если старая госпожа выражает малейшее недовольство чем-нибудь, я всю ночь не могу уснуть. Я несколько раз отказывалась, но госпожа и слушать не хочет, говорит, будто я стремлюсь увильнуть от дел, не желаю учиться. Откуда ей знать, что я совсем с ног сбилась! Дошло до того, что я даже слова лишнего не смею сказать, шага не смею сделать, не подумав! Вы же знаете, каких трудов стоит постоянно держать в руках наших женщин-управительниц? Немного ошибешься, они начинают злословить и насмехаться; сделаешь то, что им не нравится, они принимаются «ругать акацию, указывая на шелковицу». Они никогда не помогут в беде! «Стравить людей да глядеть, как они дерутся», «убить человека чужим ножом», «тушить огонь, подливая в него масло», «стоять на сухом бережку», «не поддержать бутыль с маслом, когда она падает», – вот на что способна вся эта компания! А я молода, никого не притесняю, поэтому не приходится обижаться, что со мной не считаются. Но еще более странно то, что когда во дворце Нинго умерла жена Цзя Жуна, Цзя Чжэнь трижды ползал на коленях перед старой госпожой и умолял ее, чтобы она разрешила мне помочь им! Конечно, я отказывалась, но старой госпоже такая просьба пришлась по душе, она приказала, и пришлось повиноваться. В конце концов я все перепутала, не сумела соблюсти всех церемоний, и, наверное, старший брат Цзя Чжэнь доныне выказывает недовольство и раскаивается, что пригласил меня. Если вы завтра увидите его, извинитесь за меня и спросите, кто посоветовал ему поручить все хозяйственные дела такой молодой и неопытной девчонке?
В это время снаружи послышались голоса.
– Кто там? – спросила Фын-цзе.
– Это тетушка Сюэ присылала Сян-лин кое о чем спросить меня, – ответила Пин-эр, – я уже все объяснила ей и отослала обратно.
– Вот так дела! – воскликнул Цзя Лянь. – А я только что видел тетушку Сюэ – она проходила мимо меня с какой-то миловидной девочкой! Я сразу обратил внимание, что у нас в доме таких не было. Я поговорил с тетушкой и узнал, что это та самая девочка-служанка, из-за которой был суд над Сюэ Панем. Зовут ее Сян-лин, и она недавно стала наложницей Сюэ Паня. Какая же она прелестная! А этот дурак Сюэ Пань опозорил ее!
– О-о-ох! – Фын-цзе скривила губы. – Казалось бы, съездив в Сучжоу и Ханьчжоу, вы должны были познакомиться со светом, а вы остались таким же ненасытным, как и прежде! Но если она вам так уж нравится, нет ничего проще, чем обменять Пин-эр на нее! Вы же знаете, что Сюэ Пань «ест из чашки, а заглядывает в котел». Сколько раз за этот год он ссорился с тетушкой Сюэ из-за того, что не может завладеть Сян-лин! Тетушка Сюэ поразмыслила, что Сян-лин хороша внешностью, ласкова и покорна и заурядным барышням из знатных семей далеко до нее, поэтому устроила угощение, созвала гостей и во всеуслышание объявила, что Сян-лин будет наложницей ее сына! А тот через полмесяца ее бросил, как бросал других!
Едва она успела произнести эти слова, как к
– Господин приглашает второго господина Цзя Ляня к себе.
Цзя Лянь тотчас же встал, оправил на себе одежду и вышел.
Фын-цзе спросила у Пин-эр:
– Зачем тетушка Сюэ прислала Сян-лин?
– Какая там Сян-лин? – сказала Пин-эр. – Это я все нарочно выдумала. Вы только подумайте, госпожа, ведь жена Ван-эра совсем сдурела…
С этими словами она подошла к Фын-цзе, наклонилась к ее уху и прошептала:
– Она принесла проценты как раз в то время, когда был дома второй господин! И что это ей вздумалось? Хорошо еще, что я встретила ее в прихожей, а то она вошла бы к вам и начала докладывать. Вы же знаете характер своего мужа – он готов вытащить деньги из кипящего котла! Если б он узнал, что это ваши личные деньги, разве он стал бы их беречь?! Я решила сама принять у нее деньги да еще обругала ее. Не думала я, что вы услышите! Вот почему мне и пришлось выдумать, будто сюда приходила Сян-лин!
– А я-то решила, что тетушка Сюэ узнала о приезде второго господина и прислала служанку! – засмеялась Фын-цзе. – Оказывается, это ты вздумала водить меня за нос!
Пока они разговаривали, успел вернуться Цзя Лянь. Фын-цзе приказала подать вино и закуски, и супруги сели друг против друга. Фын-цзе любила выпить, но в присутствии мужа не осмеливалась. И вдруг вошла кормилица Цзя Ляня – мамка Чжао. Фын-цзе и Цзя Лянь поспешно встали, поднесли ей вино и предложили сесть на кан. Мамка Чжао наотрез отказалась. Тогда Пин-эр поставила возле кана столик и скамеечку для ног, и мамка Чжао села на нее.
Выбрав на своем столе два нетронутых блюда, Цзя Лянь распорядился поставить их на столик мамки Чжао.
– Матушка этого не разжует, – остановила его Фын-цзе, – она может сломать зубы.
Обращаясь к Пин-эр, она спросила:
– Где та разваренная ветчина, о которой я говорила сегодня утром? Подай ее скорее! Почему ты заранее не велела ее разогреть?
Затем она предложила мамке Чжао:
– Матушка, отведай вина, которое привез твой сын!
– Я выпью! – сказала мамка Чжао. – Но и вы пейте, госпожа! Чего бояться? Не нужно только пить много. Собственно говоря, я пришла сюда не для того, чтобы выпить, а по важному делу. Прошу вас выслушать меня и проявить хоть чуточку участия. Наш господин Цзя Лянь умеет только обещать, а как доходит до дела, сразу все забывает. Ведь я его выкормила! И когда я состарилась, он мог бы уделить немного внимания моим сыновьям, и никто не осудил бы его за это. Я уже несколько раз просила его за сыновей, он обещал, но ничего не сделал. Сейчас, когда с неба свалилась великая радость, неужели вам не понадобятся люди? Вот я и пришла поговорить с вами, а то, если положиться на господина Цзя Ляня, пожалуй, умрешь с голоду!
– Что ж, матушка, – промолвила Фын-цзе, – поручи сыновей на мое попечение! Неужели ты не знаешь нрав Цзя Ляня? Ты отдала свое молоко человеку для тебя чужому, который и думать о тебе не хочет. А разве твои сыновья лучше других? Кто посмеет сказать, что ты не любишь их и не заботишься о них? Получилось же так, что ты вырастила Цзя Ляня, а выгодами от этого пользуются чужие люди. Нет, я не совсем так сказала, – поправилась Фын-цзе, – может быть, те, на кого мы смотрим как на «чужих», в твоих глазах «свои»?
От этих слов все присутствующие рассмеялись. Мамка Чжао тоже не могла удержаться от улыбки и, помянув Будду, сказала:
– Вот теперь все стало ясно, как день! Если уж говорить о «своих» и «чужих», то наш господин на это не смотрит. Он по своей доброте не может отказать, когда его просят.
– А что, не так? – улыбнулась Фын-цзе. – Он особенно добр с мужчинами, у которых есть красивые жены, а с нами, женщинами, тверд и непреклонен.
– Я очень рада, госпожа, что вы так добры ко мне, – закивала головой мамка Чжао. – Давайте выпьем по чарочке! Поскольку вы взяли это дело на себя, мне теперь нечего беспокоиться!