Сон в начале тумана
Шрифт:
Вельбот на малом ходу приближался к берегу.
Уэленцам были хорошо видны ящики, мешки, какие-то тюки и окрашенные в яркую красную краску бочки с бензином.
— Видно, все в порядке, — облегченно сказал Бычков, протягивая Гэмалькоту ставший ненужным бинокль.
Вельбот ткнулся о гальку, и тотчас десятки рук ухватили причальный канат и послышались оживленные приветствия.
Тэгрынкеу грузно спрыгнул на берег и подошел к Кравченко.
— Нам нужно поговорить.
— Обязательно! — весело ответил Кравченко, не сводя глаз с людей, которые уже начали выгружать на берег товары.
— Срочный разговор, — повторил Тэгрынкеу.
Кравченко глянул в его лицо и окликнул Бычкова:
— Пошли!
Джон Макленнан увидел, как, переваливая через намятые прошлогодними волнами галечные гряды, поднимались трое. Он сделал было шаг вслед за ними, но что-то остановило его, и он вернулся к своему вельботу.
Тэгрынкеу, войдя в комнату Совета, кинул шапку на стол и тихо сказал:
— Я оказался самым плохим большевиком.
И рассказал обо всем, что случилось в Номе.
— Я уверен, что это провокация, — жестко сказал Бычков, — Враги революции прибегают к самым грязным методам, чтобы дискредитировать представителей Советской республики.
— Говори чуть-чуть проще, — взмолился Тэгрынкеу, вытирая шапкой выступивший на лбу пот.
— Алексей говорит, что это было нарочно подстроено, — пояснил Кравченко. — Они воспользовались твоей слабостью и подпоили тебя.
— Но все пили одинаково, — оправдывался Тэгрынкеу, — и Поппи, и Сон.
— Может быть, и канадец заодно с ними? — предположил Бычков. — Что-то больно много они привезли. Подозрительно щедры оказались американцы.
— Нет, — возразил Тэгрынкеу. — Сон все время был за меня и даже громко разговаривал. Требовал, чтобы меня освободили, как председателя Совета.
— Хитрил, — заметил Бычков.
Он попытался представить себе, что случилось в Номе, и ему упрямо приходила мысль о том, что Джон Макленнан был в сговоре с американцами.
— Черт знает, что за человек этот Макленнан! — с раздражением сказал он. — Чувствую, что с ним нам придется повозиться куда больше, чем с неграмотными оленеводами… Выселить его отсюда!
— Это нельзя! — покачал головой Тэгрынкеу. — У него семья, и он женился на Пыльмау согласно очень старинному и уважаемому обычаю…
— В науке этот обычай называется левират, — заметил Кравченко.
— Значит, можно выселить в порядке борьбы со старыми обычаями, — сказал Бычков.
— Но это очень хороший обычай! — взволнованно возразил Тэгрынкеу.
— Пережиток родового строя, — уточнил Кравченко.
— Да, Тэгрынкеу, — сказал Бычков. — Тут мы должны быть непримиримыми. Помнишь, ты учился петь эти слова «Интернационала»:
Весь мир насилья мы разрушимДо основанья, а затемМы наш, мы новый мир построим!..Тэгрынкеу задумчиво посмотрел в окно, увидел идущих рядом Джона Макленнана и Орво.
— А что делать с семьей? Вспомните несчастных детей Роберта Карпентера и его жену. Он послал им подарки, — сказал Тэгрынкеу.
— Разве в подарках дело? — заметил Кравченко. — Ведь может оказаться так, что наши подозрения к Джону Макленнану никакого основания не имеют? Тогда мы зря погубим человека, разрушим семью.
— Твой гуманизм, Антон, вот где у меня, — Бычков показал почему-то на свой затылок.
Его длинное веснушчатое лицо с рыжеватой щетиной вокруг стало жестким, словно заострилось, а в молочно-белых глазах зажегся огонек.
— А все-таки наказать тебя придется, Тэгрынкеу, — сказал он Тэгрынкеу. — От имени нашей партячейки. Выговор, что ли, ему закатим?
Кравченко задумчиво сказал:
— Не меньше, поскольку это случилось на территории иностранного государства.
— Чтобы пить, Тэгрынкеу, говаривал наш старый поп, географию надо знать, — заметил Бычков.
— Что такое поп, я знаю, — ответил Тэгрынкеу, — а вот что такое география — нет.
— Описание Земли, — пояснил Кравченко. — Книги есть такие, где рассказано о всех реках, горах, равнинах, обо всей Земле.
— Интересно…
— Значит, голосуем за выговор члену партии большевиков товарищу Тэгрынкеу за недостойное поведение в Соединенных Американских Штатах? — спросил Бычков, усевшийся за стол писать протокол, — Кто «за»?
Кравченко и Тэгрынкеу почти одновременно вскинули руки.
— Ты можешь не голосовать, — заметил Бычков. — Выговор веда тебе выносим.
— Но я ведь тоже согласен, — обиженно сказал Тэгрынкеу.
— Пусть голосует, — сказал Кравченко. — Запиши в протокол: решение принято единогласно.
Купленные в Америке товары уже были перенесены в старый склад из гофрированного железа, который раньше принадлежал торговой фирме Караева и где теперь обосновался Гэмауге со своей конторской книгой.
У склада уже толпился народ, и почти все усердно курили, получая угощение от тех, кто ездил в Ном.
Все внимательно слушали Гувата, который, отчаянно жестикулируя, рассказывал о пребывании в Номе:
— И подъезжает нарта, запряженная огнедышащими собаками. Нарта на колесах, а наверху сидит — кто вы думаете? — сам Поппи и держится за черный кружок, чтобы не упасть! Поездили мы на этой повозке, даже надоело. Трясло так, что зад до сих пор болит.
— Чем же Поппи кормит огнедышащих собак?
— Какие собаки? — возразил кто-то. — Мотор там.
— Мотор — верно, — тут же согласился Гуват. — Зато Поппи поил нас потаенной дурной веселящей водой.
Толпа заинтересованно загудела.
— Дурную веселящую воду там пьют тайком и держат бутылки под полом. Считается за большой грех появиться на улице даже чуть навеселе. Люди с ружьецами на поясах ходят по Ному и обнюхивают всех, кто подозрителен. Как унюхают, так сразу хватают и тащат в сумеречный дом, а на руки надевают цепочки, как на озорных щенят…