Сон великого хана. Последние дни Перми Великой
Шрифт:
После полудня великий хан объехал ряды своих войск на чудном арабском жеребце, украшенном со всею пышностью Востока, и милостиво разговаривал с окружающими его вельможами, расцветавшими от каждой улыбки повелителя. Воины восторженно кричали:
– - Слава великому хану!.. Веди нас на Русь, на Москву!.. По одному слову твоему рады мы на смерть идти!.. Прикажи нам, пресветлый хан, и мы землю для тебя перевернем!..
Просветлевший лицом владыка благосклонно говорил в ответ:
– - Завтра вперед пойдем, храбрые воины! С такими богатырями могучими нетрудно Русь покорить!.. Сделаем
– - Головы свои сложим, а твою похвалу заслужим, хан пресветлый!
– - гремели восхищенные воины и готовы были нести владыку мира на руках, если бы обычай позволял это.
Под вечер, когда в монгольском стане все укладывались на покой, чтобы подняться утром свежими и бодрыми, сторожевые наездники схватили одиночного всадника, похожего по одежде на русского и прямо скакавшего на монголов. Один из воевод, к которому привели пойманного, начал его допрашивать.
– - Откуда ты?
– - спросил он строго, получив донесение от наездников, что неведомый всадник умеет говорить по-монгольски.
– - С Руси, господине, -- отвечал тот, смело глядя на азиата.
– - Куда ж ты ехал? Зачем?
– - К вашему хану я приехал... к Тимуру...
– - К нашему пресветлому хану?
– - с удивлением переспросил воевода, высоко подняв брови.
– - Да как ты дерзнул?.. Как осмелился?.. Ты, червь презренный, ползающий во прахе земном?..
– - Я приехал к хану вашему по особливому делу. Ведите меня к нему!..
– - Много чести для тебя будет, собака, на лицо великого хана взирать!
– - закричал воевода, заподозрив в говорившем отчаянного человека, способного на всякое дело.
– - Пресветлейший сагеб-керем повелел таких людей, как ты, мечом сечь и огнем жечь. А посему одна дорога тебе -- в ад, где мучаются псы неверные!.. Не посол же ты князя русского? Послы не так ездят...
– - Не посол я, я враг великого князя московского, -- со значением вымолвил русский, в котором можно было узнать Рогача, приводившего свой коварный план в исполнение.
– - А приехал я для того, чтобы вашему хану дорогу на Москву указать... и все рассказать о Русской земле. Так и скажите ему, что важную весть я привез...
Воевода нахмурился и плюнул.
– - Так, значит, изменник ты? А изменников мы не жалуем! От изменников правды не жди...
– - Нет, не изменник я, -- торопливо возразил Рогач и постарался объяснить татарину, что между Москвою и Великим Новгородом существует громадная разница, что вредить Москве для новгородца не составляет измены, и в конце концов так убедил воеводу, что тот признал его желание предстать перед лицом владыки мира заслуживающим уважения и повел Рогача к ханскому шатру.
Новгородец был спокоен. Точно лед какой оковал его сердце: ни страха, ни трепета не чувствовал он, шествуя на страшный суд (как он мысленно называл свое вероятное свидание с Тамерланом). Речь его к великому хану была заранее приготовлена. Недаром он "складывал" былины, отличавшиеся замечательною благозвучностью, -- Тимур был бы очарован его красноречием, если бы ему, Рогачу, удалось увидеть грозного завоевателя.
"Не ударю лицом в грязь, -- думал новгородец, проходя по монгольскому стану, наполовину
– - Запущу соловья в зубы. На то я и гусляр-сказитель, чтоб небылицы в лицах представлять... Удружу Москве злодейской!.."
В стороне послышались стоны. Рогач посмотрел туда и увидел до десятка молодых, совершенно обнаженных женщин, избиваемых двумя воинами. Воины размахивали ножами и погружали их в груди несчастных, падавших со стоном на землю... Зрелище было омерзительное. Даже Рогач был потрясен.
– - Что это?
– - невольно сорвалось у него с языка, когда воевода мельком поглядел на извергов и равнодушно пошагал дальше.
– - Поганые русские девушки, -- был ответ.
– - В Ельце-городе взяты были... Наши эмиры да князья забавлялись...
– - Чего ж ради убивают их?
– - Завтра в поход идем, так они мешать станут. Ну, и отдали воинам...
"Ах басурмане!
– - мысленно выругался Рогач, не потерявший еще способности сочувствовать чужому горю.
– - Отольется вам кровь христианская! Вот погодите ужо..."
Но тут он поморщился и подавил тяжелый вздох, готовый вырваться у него из груди. Сожалеть о неведомых девушках было неуместно тогда, когда он думал предать в руки варваров всю Русскую землю. Понятно, хан Тимур мог и без его "доброхотства" разгромить Русь, но измена оставалась изменою, и Рогач хорошо понимал, какой страшный грех берет он на душу, решаясь распалить воображение завоевателя рассказами о существующих и несуществующих богатствах земли Русской.
Рогач и его провожатые подошли к тройному ряду почетных телохранителей, окружающих великолепный шатер сагеб-керема. Воевода отыскал князя Бартома и долго говорил с ним по поводу того, представлять ли неизвестного русского перед светлые очи ханские? Наконец Бартом произнес:
– - Горе нам, если могучий владыка прогневается на нас за беспокойство. Но и не доложить о сем нельзя. Ведь сам же он повелеть изволил, ежели кто с важным делом придет, пропускать к нему неукоснительно. А убрать этого русского (Бартом многозначительно провел рукой по шее) опасно. Его уж многие видели... Как ты думаешь, брат Гасан?
– - Придется к пресветлому хану идти, -- пробормотал воевода.
– - Аль, может, почивает он?
– - Ликует сей вечер хан великий, -- прошептал Бартом.
– - Со своими любимыми женами тешится. Видишь, лампады сквозь шелк просвечивают? Это на женской половине... Туда и придется идти.
– - Так иди ты, князь, -- взмолился Гасан, чуть в ноги не кланяясь начальнику телохранителей.
– - Ты чаще у пресветлого хана на глазах торчишь, тебе и бояться нечего...
Бартом покачал головой.
– - Не щадит никого великий хан, на кого прогневается, но гневаться на нас нельзя. Мы по его же приказу учиняем... Быть может, не ложно говорит русский, что важную весть привез. А если солгал он, горе ему!.. Иду к великому хану.
Он круто повернулся на месте, раздвинул ряды телохранителей и скрылся в ханском шатре, рисовавшемся на потемневшем небе своими стройными очертаниями.
Рогач стоял в каком-то оцепенении и думал:
"Скоро ли? Скоро ли?.. Хоть бы один конец!.. И чего они так боятся своего Тимура?.."