Сон великого хана. Последние дни Перми Великой
Шрифт:
И он заметно взволновался, предположив это. Бояре тоже забеспокоились, всматриваясь в приближающегося всадника. Вот всадник совсем близко. Вот он подскакал к группе ратников, стоявших неподалеку от великого князя, и прокричал по-русски, хотя, видимо, с трудом подыскивая слова:
– - Где государь ваш? Где князь московский? Надо мне видеть его!..
– - Вот княже великий!
– - указали ему воины, и он спрыгнул с лошади, приблизившись к великому князю.
На нем был просторный шелковый халат, какой носили монголы, но вместо татарской шапки на голове был надет блестящий шлем с вычеканенным крестом впереди. Лицо
– - Кто ты?
– - спросил его Василий Дмитриевич, отвечая кивком головы на его почтительный поклон.
– - Я бывший начальник телохранителей хана Тимура. Зовут меня князь Бартом, князь Георгий Бартом... Я убежал от Тимура... Я православным человеком был раньше... Выслушай меня, княже...
– - Что ж Тимур?
– - перебивая, спросил великий князь и так и впился глазами в говорившего.
– - Тимур вышел из пределов русских. И все воинство свое увел... Пресвятая Богородица явилась ему во сне аль наяву, может быть, и повелела из русской страны удалиться...
И князь Бартом передал подробности чудесного видения Тамерлана, о чем тот рассказывал сам в кругу своих приближенных... Василий Дмитриевич не верил своим ушам.
– - Значит, уж нет Тимура? Значит, бояться нам его нечего?
– - спрашивал Бартома.
– - Удалился он в страны полуденные, княже великий. Владычица Небесная повелела... Славьте и благодарите Ее, великую Заступницу рода христианского! А без Ее милосердия не устоять бы было Руси перед Тимуром: воинства с ним более четырехсот тысяч было!..
– - О, Владычица!
– - воскликнул Василий Дмитриевич и, соскочив с коня, крепко обнял и расцеловал доброго вестника, крайне обрадовавшего его...
Ликование русских людей было безмерное. Приехавшие с Бартомом дети боярские из Рязани, посланные для сопровождения его, подтвердили, что Тимур действительно обратился назад и это было известно князю Олегу от его разведчиков, помимо Бартома, -- и все веселились и радовались, благодаря Бога за свое спасение.
О преследовании монголов или вообще о неприязненных действиях против них не могло быть и речи. Великий князь, собирая войска, не оставлял мысли, что дело может обойтись без столкновения с грозным завоевателем, и надежда его исполнилась. Небесная Заступница и Молитвенница за род христианский спасла Русскую землю от погибели, и никто не сомневался в том, что никакие иные причины, а только веление свыше заставило Тимура отказаться от похода на Русь.
И полетели грамотки и вести во все концы земли Русской о радостном событии. "Тимур обратился вспять, гроза прошла стороною!.." Эти слова действовали на всех оживляюще, и везде, куда ни приезжали гонцы, русские люди первым долгом спешили в храмы, духовенство служило благодарственные молебствия и все от души ликовали, славя Небесную Спасительницу.
После прибытия в русский стан на Оке Бартома великий князь приказал дьякам написать две грамотки: одну митрополиту Киприану, другую -- князю Владимиру Андреевичу с уведомлением о "Божьей милости" и послать их в Москву с боярскими сыновьями Сытой и Всеволожем, находившимися при его особе.
Да, все трое бывших собутыльников московского государя, Сыта, Всеволож и Белемут, состояли при Василии Дмитриевиче, но теперь они и думать не хотели о пирах хмельных.
Через несколько дней после этого
Москва встретила великого князя торжественно, и хотя он не совершил никакого подвига, все видели его готовность пожертвовать собою ради спасения земли Русской, и даже не отличавшийся нежными чувствами Василий Дмитриевич прослезился, когда молодая супруга при встрече, вопреки тогдашнему приличию, упала ему на грудь и залилась счастливыми слезами...
Все страхи и тревоги миновались. После смятения наступило успокоение. Митрополит Киприан передал великому князю о данном обещании воздвигнуть обитель на месте встречи чудотворного образа Пресвятой Богородицы, и Василий Дмитриевич с полным усердием дал слово осуществить на деле эту мысль. В непродолжительном времени на Кучковом поле уже возвышался красивый каменный храм, а затем образовался и монастырь, существующий и по настоящее время под названием Сретенского.
Что касается князя Бартома, то великий князь отнесся к нему весьма благосклонно и, приняв его к себе на службу, через два года возвел его в бояре. Для бывшего начальника телохранителей хана Тимура нашлось третье отечество, и, сжившись с Русью, он навсегда остался в ней, верно и нелицемерно служа московским государям...
Последние дни Перми Великой
Роман
I
Богато и привольно жил боярин, князь Федор Давыдович Пестрый, один из ближних советников московского великого князя Ивана Васильевича III. Дом у него был чаша полная. Челяди, слуг разных, холопов насчитывалось чуть ли не более сотни при его московских хоромах, выстроенных на берегу Москвы-реки, неподалеку от стен каменного города -- Кремля. Семейство его было небольшое: жена, два сына да дочь, в которых он души не чаял.
– - Хорошо тому на свете жить, -- говаривал он под веселую руку, благодушествуя за кружкой пива в дружеской компании, -- у кого, братцы мои, совесть чистая да у кого в дому мир да любовь обстоит! А у меня уж чего лучше, все как по маслу идет. Никакими пакостями я не занимался, со своей старухой да с детками как некий Авраам древний живу! Государь великий князь меня жалует...
– - Любит тебя княже великий, чего говорить, -- поддакивали приятели, такие же бояре, как Пестрый, но не столь сильные при великокняжеском дворе, как он.
– - Это хоть кто скажет. Завсегда на тебя милости государевы сыплются. Стало быть, есть за что. А семейному житию твоему всякий позавидовать может. Такое ли радостное житие, просто глядеть любо!..
– - Нечего Бога гневить, взыскан я всяческими щедротами, слава и благодарение Господу!
– - крестился боярин, отличавшийся большою набожностью.
– - Чего же желать еще мне?..
– - Вестимо, всего у тебя довольно, князь Федор Давыдович, -- вздыхали приятели, втайне завидовавшие невозмутимому благополучию Пестрого.
– - Просто как у Христа за пазухой ты живешь!.. Чего же желать еще тебе?
– - Н-да, живем помаленьку!
– - самодовольно поглаживал свою седую бороду Пестрый и в глубине души посмеивался над друзьями-боярами, которых он подзадоривал речами о своей счастливой жизни.