Сон. Почему мы спим и как нам это лучше всего удается

Шпорк Петер

Ирен Тоблер подтвердила эти данные сначала в ходе экспериментов с крысами. Затем в 2004 г. она исследовала локальный сон в мозге мы­шей. Грызунам шесть часов подряд не давали спать и стимулировали усики только с одной стороны морды. После этого мыши отсыпались, и ученые наблюдали желаемый эффект: «ЭЭГ показывала заметно большую активность длинных волн в задействованном полушарии, чем в незадействованном, — говорит Тоблер. — Причем отдых продолжался целых 10 часов».

Очевидно, нервные клетки этой области мозга затратили больше энер­гии. Ведь параллельный эксперимент показал, что они после опыта «дозап­равились» значительно большим количеством «горючего» в виде глюкозы, чем другие нейроны.

Но если локально повышенную потребность в длин­новолновой мозговой активности животные могли удовлетворить только во сне, разница в потреблении глюкозы между отдельными участками моз­га выравнивалась и в том случае, если ученые не давали грызунам спать. Поэтому маловероятно, что глубокий сон служит только для восполнения запасов энергии, как предполагала одна из ранних теорий.

Кульминацией этого ряда экспериментов стали результаты, опубли­кованные в том же 2004 г. исследовательским коллективом под руко­водством Джулио Тонони и Рето Хьюбера из Мэдисона. Их испытуемые обучались перед экраном компьютера с помощью мыши переводить курсор из одного заданного пункта в другой. При этом положение кур­сора — о чем участники эксперимента не подозревали — систематичес­ки сбивалось. Центры, управляющие движением руки, были вынуждены бессознательно учится учитывать этот сбой, как всякий человек бессо­знательно учитывает, что при подъеме по эскалатору нужно двигаться иначе, чем на обычной лестнице. Осознание приходит лишь в том слу­чае, если движущееся полотно внезапно останавливается.

«Мы выбрали именно этот тест, потому что он позволяет проследить механизмы бессознательного обучения, а также потому, что из прошло­го опыта нам известен четко очерченный участок мозга, который при этом активируется».

После тренировки подопытные должны были спать в колпаке, начи­ненном 256 электродами. Это позволило снять исключительно точную энцефалограмму, на которой просматривалась также разница между отдельными небольшими ареалами. Таким образом ученым удалось установить связь между успехом в обучении и локальной активностью мозга. Во-первых, на том участке мозга, который особенно сильно за­действован при отработке предложенных тестов, действительно наблю­дались во время глубокого сна особенно интенсивные дельта-волны. «Гомеостатическая потребность во сне явно была здесь особенно силь­ной», — говорит Хьюбер. Кроме того, во время второй серии упражне­ний участники показывали лучшие результаты, чем в первый раз, лишь в том случае, если им в промежутке удавалось поспать.

Но самый удивительный вывод был получен из сравнения отдельных испытуемых: «Мы обнаружили четкую корреляцию между уменьшением числа ошибок в тесте и локальным усилением длинноволновой актив­ности во время глубокого сна», — рассказывает Хьюбер. Те участники, которые — по каким бы то ни было причинам — показали на следующий день наилучшие успехи в обучении, глубже всех спали ответственным за данное умение участком мозга. Несколько утрируя, можно сформули­ровать выводы эксперимента следующим образом: каждая отдельная нервная клетка сама регулирует глубину своего сна, причем эта глуби­на, по всей вероятности, прямо зависит от того, как сильно данная клет­ка задействована в консолидации памяти во время сна.

Лучше учиться — и быстрее забывать

Итак, специалисты сегодня практически не сомневаются, что мы учим­ся во сне. Однако во избежание недоразумений необходимо пояснить: «учиться во сне» в понимании ученых означает лишь то, что наш мозг в еще практически не изученном состоянии сонного сознания закрепляет то, что мы усваивали в течение дня. Тетрадь по математике, положенная на ночь под подушку, пользы не принесет. Во сне мы вряд ли достанем ее оттуда и

что-нибудь прочтем. Так же мало толку в том, чтобы спать под звуки обучающей кассеты с иностранными словами. Акустические раздражители из внешнего мира проникают в спящее сознание лишь в том случае, если являются сигналами тревоги.

Когда человек готовится к экзамену и должен в кратчайшие сроки зазубрить большие объемы декларативного знания, ему, вероятно, не повредит даже бессонная ночь, проведенная за учебой. Факты в буфер­ном хранилище в течение нескольких дней хорошо сохраняются и при недосыпе. А после экзамена настанет время хорошенько выспаться и перенести выученное в долговременную память.

Тем не менее всякий, кто в долгосрочной перспективе хочет оптималь­но использовать свои как сознательные, так и бессознательные умения и способности, непременно должен как следует высыпаться. И, конечно, не повредит перед сном повторить особенно важные вещи: не исключено, что в таком случае мозг во время сна углубленно их проработает. Однако этот совет, как и другие рекомендации, связанные с функционированием памяти — пока чисто умозрительное соображение.

«Память — один из сложнейших предметов психологии и нейробио­логии», — пишет Ханс-Иоахим Маркович. Поэтому не удивительно, что мы пока не знаем по-настоящему, как искусственно улучшить ее работу. Во всяком случае, до фармакологических препаратов, которые могли бы целенаправленно усиливать консолидирующее взаимодействие не­рвных клеток во сне, пока еще очень далеко. Более реалистическая пер­спектива — усиление глубокого сна в целом, что косвенно способствует и улучшению памяти. Это может делаться посредством электрических полей, синтетического гормона роста или других химических веществ, влияющих на взаимодействие нейромедиаторов в мозге. Чего можно достичь в этой области, пока еще не вполне понятно.

Тем не менее одно практическое медицинское приложение для но­вых научных результатов уже наметилось: любекский физиолог Уль­рих Вагнер и его коллеги надеются с помощью лишения сна предо­твращать так называемый посттравматический стресс. Они опрашива­ли бывших подопытных, четыре года назад проходивших у них тесты на связь сна и памяти, помнят ли они выученное тогда. Оказалось, что люди помнят только эмоционально насыщенные истории, а нейтраль­ная информация из их памяти улетучилась. Впрочем, и эмоциональная память сохранилась лишь у тех, кто после чтения текстов имел воз­можность три часа спать.

«Эмоционально окрашенные воспоминания могут сохраняться года­ми, если непосредственно за обучением следует короткий эпизод сна», констатировали исследователи. Переворачивая это заключение, они предлагают не давать людям уснуть в течение нескольких часов после травмирующего события, например, происшедшей на их глазах тяже­лой аварии или катастрофы. Это ослабляет образование эмоциональной памяти, тем самым разрушая фундамент посттравматического стресса. Есть надежда, что это предотвратит появление таких симптомов, как регулярные ночные кошмары, панические атаки, депрессии, нарушения сна и хроническая усталость.

В том же направлении движутся эксперименты, ставящие своей це­лью выяснить, как реагирует память, если фармакологическими средс­твами подавлять глубокий сон. Этого можно добиться, например, искус­ственно повышая уровень в мозге возбуждающего и способствующего БС нейромедиатора ацетилхолина. Выяснилось, что, как и следовало ожидать, декларативная память, особенно тесно связанная с глубоким сном, в результате значительно страдает.

Так что если нам и не приходится ожидать в ближайшем будущем таблеток для памяти, очень скоро может появиться их противополож­ность: лекарство для забвения. Остается лишь надеяться, что оно не по­падет в дурные руки1.