Шрифт:
Натиг Расул-заде
СОН
Вот уже второй месяц преследует меня этот сон, тревожит, не оставляет в покое, часто вспоминаясь и днем, среди повседневных дел и суеты. Срок, надо признать, довольно необычный для сна - почти два месяца, если учесть, что он повторяется в мельчайших подробностях, сегодняшний, похожий на вчерашний, а тот в свою очередь на позавчерашний, как сухие горошинки перестука будильника на моем столе.
Я часто хожу на работу и с работы пешком, одними и теми же улицами, издавна облюбованными, и не собираюсь отказываться от этой привычки, так как прогулка до и после работы - те редкие минуты суток, в которые я нахожусь в движении, остальное время дня я провожу обычно за письменным столом, а ночь естественно, в постели, сплю, значит, понятно? И потому шагаю я по улицам с удовольствием, чувствуя, как расходятся мышцы рук и ног во время ходьбы, как легко дышится, как бодрее я становлюсь с каждой минутой. Я люблю смотреть на прохожих,
У него были длинные обезьяньи лапы, несоразмерные с остальными частями тела, даже кисти этих рук-лап производили удручающее впечатление своей излишней огромностью, тяжестью, как чувствовалось. Ростом же он был попросту мал, впрочем, сутулился, но и в малости его роста таилось что-то мощное, зловещее... Хотя, вполне возможно, что, я плохо выспался в ту ночь, в дурном настроении пребывал, и все мне виделось в черных, мрачных красках. Но когда случайно он обернулся и посмотрел в мою сторону, я поразился - парень был неполноценным, идиотом, или, как их врачи называют, дауном. Парень-идиот глянул на меня мутным взглядом, в уголках его рта, хищно полуоскаленного, блестела слюна. Я отвернулся и зашагал дальше. Конечно, ничего поразительного не было в том, что я встретил на улице идиота, тем более, что наш город был теперь, в отличие от лучших своих дней, полон идиотов, а парень к тому же, по всей видимости, работал грузчиком при магазине, так что, надо полагать, не полным все же был идиотом... На протяжении некоторого времени я встречал его у магазина то загружавшим товар в машину, то заносящим ящики и коробки в магазин, и постепенно привыкал к его виду, к его сутулой фигуре, еще одному персонажу моего маршрута. Парень-идиот работал, как машина, с абсолютно равнодушным выражением на лице, если только то крохотное, съежившееся, с едва уловимым слезящимся взглядом, обильно заросшее черной щетиной, можно было называть лицом. Кстати, я так и не смог определить его возраст, у даун это всегда трудно, сорокалетние похожи на подростков. Помню, как-то мимолетно глянув на его огромные мускулистые руки, и по всегдашнему ничего не выражавшее лицо, я подумал, что такой и задушит, не меняя выражения равнодушия на лице, а потом пойдет догружать свои коробки в машину. Я не придал этой мысли значения, тем более, что и мыслью-то ее трудно назвать... так, мелькнула и пропала... Но через несколько дней мне неожиданно приснился странный сон. Вот уж точно сказано про сны: небывалые комбинации бывалых впечатлений. Приснилось мне, будто в совершенно пустом трамвае едет мужчина в ярко-голубом плаще. Трамвай останавливается на знакомой мне остановке, возле пустыря. Мужчина выходит и шагает вдоль грязного, высокого, деревянного забора. Он спотыкается в темноте и виновато улыбается самому себе. В конце забора обнаруживается подвал, мужчина в плаще, опасливо озираясь, входит в подвал, и тут внезапно в кромешной тьме подвала перед ним возникает парень идиот. Он тихо мычит что-то нечленораздельное, широко улыбается улыбкой животного, в углах рта его блестит слюна, маленькие глазки мутно смотрят на мужчину в голубом плаще, и не успевает тот и рта раскрыть, как идиот всаживает в него по самую рукоять огромный нож, что прятал за спиной; радостно
Несколько ночей подряд С. не знал, как отделаться от этого назойливого сна. Однажды, проснувшись среди ночи после повторяющегося в своих мерзких деталях сна (кровь, стекающая с ножа капля за каплей, сначала часто-часто, потом все медленнее; кончик ножа, пронзивший насквозь мужчину, острый холмик на спине плаща от кончика ножа, слюнявое, сладострастное мычание дауны-убийцы, кровь на его пальцах, на которую он не обращает никакого внимания, коробки и ящики в подвале, сыплющиеся на тело жертвы, когда он бессознательно, слабеющими руками хочет ухватиться за них, и прочее), проснувшись среди ночи, С. твердо решил, что подойдёт на улице и заговорит с идиотом. В то же утро С. увидел его. Парень сидел без дела возле магазина на корточках, положив свои чудовищные руки со свисающими кистями на колени. Огромные кисти свисали с колен, отдыхали, бездействие подчеркивало их неопрятную несоразмерность, а мутный взгляд идиота был устремлен на собственную ширинку, явно находившуюся под большим давлением и чудом удерживаемую разнокалиберными, видными даже издали пуговицами. С. понял, как глупо было его ночное решение заговорить с идиотом. Да и что С. мог бы ему сказать, что мог спросить! Почему он снится С.? Не только идиоты, но и блестящие психиатры не ответили бы ему на этот вопрос. Убивал ли он мужчину в голубом плаще! Даже идиота мог бы рассмешить этот вопрос С. Да и вообще, может ли этот парень говорить членораздельно, было весьма сомнительно. С. продолжил свой путь, так и не обратив на себя внимание идиота своим секундным замешательством перед ним. Однако сны, вернее, сон продолжал беспокоить С., теперь почасту вспоминаясь и среди дел и забот, среди бела дня, заставлял С. пребывать в рассеянности в самое для этого неподходящее время, и С. начинал уже подумывать, не сходить ли к знакомому психотерапевту, посоветоваться, хотя он очень не любил хождений по врачам, тем более по такому поводу. И, боясь показаться смешным, С. решил отложить свой визит к врачу до поры. Однако, сон не оставлял его в покое. Теперь С. обнаруживал порой мелкие незначительные детали, на которые не обращал внимания в первых снах. Например, мужчина в трамвае очень спешил и время от времени вздергивал рукав нервным движением и смотрел на часы, которые с завидным упорством показывали каждый раз четверть двенадцатого, и когда С. ночью вышел из своей квартиры и сел в трамвай в двух кварталах от дома, на его часах было ровно пятнадцать минут двенадцатого. Он проехал, кажется, остановок восемь или девять в пустом трамвае, и был уверен, что правильно поступает, что это наверное, и есть единственный путь, чтобы избавиться от навязчивого, преследующего его сна самому убедиться, что все это бред и ерунда, что никакого убийцы-идиота нет, что нет, трупа в ярко-голубом плаще, убедиться и нанонец-то начать спать спокойно, избавиться от этого повторяющегося ночного кошмара. С. думал об этом и вдруг поймал себя на том, что поминутно нервно вздергивает руку и смотрит на часы, будто спешит куда-то, а часы... Э, черт! С. поднес циферблат к уху и ничего не услышал. Забыл завести... Часы застряли на четверти двенадцатого. С. только хотел завести часы, когда заметил, что трамвай подъезжает к нужной ему остановке. С. намного замешкался, но трамвай, распахнув двери, спокойно ждал, словно был уверен, что С. именно здесь нужно выходить. Трамвай выпустил С., пыхнув дверью, и тут же, дребезжа, укатил дальше. С. пошел через пустырь' Вот и забор. Деревянный, грязный, тот самый. С, дошел до конца забора, постоял, чтобы окончательно убедиться в бредовости своего сна; тут он обнаружил вход в подвал и , ничуть не таясь, вошел в него, постояв в кромешной тьме подвала минуту-другую, С. вышел и пошел обратно вдоль забора, но, дойдя до конца его, решил лишний раз, как говориться, для очистки совести пройти весь маршрут. Когда он вторично почти дошел до конца забора оставалось всего лишь несколько метров - С. неожиданно услышал за своей спиной торопливые шаги. Он резко обернулся и увидел мужчину, идущего следом. Мужчина, видимо, растерялся оттого, что С. так внезапно остановился и обернулся к нему, и споткнулся, чуть не растянувшись на земле. Тут С. обратил внимание, что на мужчине какой-то пошлый голубой плащ. Виновато улыбаясь своей неловкости, мужчина глядел на С. и как будто что-то хотел сказать, но тут вдруг его взгляд перескочил на что-то за плечами С. и стал откровенно испуганным. С. резко обернулся и встретил прямо перед собой слюнявую улыбку идиота, мутный взгляд был почти доброжелателен, небритое крохотное лицо... Это все в доли секунды успел С. отметить про себя, потому что тут же сознание его затуманилось от резкой боли. Огромный нож в руках радостно мычавшего идиота сидел уже по самую рукоять в несчастном, беспокойном, неугомонном С.