Соната разбитых сердец
Шрифт:
— Мы оба отлично знаем, что обе эти книги не мои.
— Да что вы говорите! Как же тогда они здесь оказались? А об этом что скажете? — Дзаго достал рукописи и швырнул их в лицо Казанове, а затем повернулся к гвардейцем и удовлетворенно произнес: — Мне же это не приснилось, правда, друзья?
Постанывающие от боли стражи закона неуверенно помотали головами. Самый старательный заявил:
— Ни в коем случае, синьор Дзаго. Джакомо Казанова виновен, запрещенные книги хранились в его лодке.
Человек с гнилыми зубами довольно улыбнулся: этого было вполне достаточно.
— Как видите, синьор Казанова, четверо венецианских гвардейцев готовы подтвердить, что я нашел книги здесь. А рукописи про Каббалу, талисманы и прочие бесовские причуды станут памятником на вашей могиле! — Дзаго покачал головой и добавил: — И это еще не считая того, что вы сопротивлялись при аресте и ранили моего человека, показав тем самым, что владеете шпагой и пистолетом, а кроме того, вступили в поединок, что категорически запрещено законом Венецианской республики.
— Вы первыми напали на нас, что ему оставалось делать? — закричала Франческа, не в силах смотреть на то, как ее возлюбленного несправедливо обвиняют в преступлениях, которые он не совершал.
Вместо ответа клинки шпаг опасно приблизились к горлу Джакомо.
— Мы всего лишь остановили опасного еретика. И едва успели вовремя! Мой вам совет, синьорина, ведите себя так, чтобы вас не сочли его сообщницей, ему-то уже не помочь, поверьте мне, — отеческим тоном заявил Дзаго.
«Лезвия шпаг слегка отодвинулись от горла Казановы, и он смог взять Франческу за руку.
— Любимая, не стоит. Вы ничего не можете сделать. Хочу лишь, чтобы вы знали, что рядом с вами я провел самые счастливые дни — такие, ради которых стоит жить.
— Как трогательно, — усмехнулся Дзаго. — Теперь, если вы соблаговолите проследовать с нами во Дворец дожей, то, может, мы наконец покончим с этой неприятной ситуацией.
Покорившись неизбежному, Казанова выронил шпагу, и она со зловещим звоном ударилась о доски пола. Джакомо положил разряженный пистолет на стол и протянул руки гвардейцу, который ловко сковал его запястья.
— Не ходите за мной, — сказал он Франческе, — Забудьте об этой истории, не дайте вовлечь себя в этот бессмысленный фарс.
Однако Франческа и не думала отступать.
— Как вы можете полагать, что я оставлю вас?
Я люблю вас, Джакомо! — с этими словами девушка встала между Казановой и гвардейцами. — Вы не посмеете причинить мне вред. Казанова в глаза не видел этих книг. Это вы положили их на полку! Имейте хотя бы смелость признаться в этом!
Однако не успела она договорить, как рука с крючковатыми пальцами хищно схватила ее за запястье.
— Похоже, вы меня не поняли, малышка, — отвратительное лицо Дзаго вплотную приблизилось к Франческе. — Если вы будете продолжать в том же духе, то пойдете под суд и сгниете в тюрьме, понятно? — выкрикнул он, и отвратительная вонь из его рта наполнила комнату.
Франческе показалось, что это запах самой смерти. Однако она по-прежнему не собиралась сдаваться, а потому плюнула бесчестному агенту прямо в лицо. Дзаго усмехнулся, но его терпение было на исходе, он с силой ударил Франческу по лицу тыльной стороной ладони. Голова девушки дернулась в сторону, а Казанова в ярости кинулся на помощника инквизитора. Вместе они повалились на стол. Руки Джакомо были скованы, но он сжал кулаки и со всей силы ударил в лицо труса, который посмел поднять руку на его возлюбленную. Оба рухнули на пол под звон разбитого стекла. Из носа Дзаго брызнула кровь.
— Уберите его от меня! — взревел он.
Казанова почувствовал, как его неуверенно хватают руки гвардейцев. Кто-то ударил его по голове рукояткой пистолета, и тут свет померк, мир вокруг исчез, и Джакомо провалился в темноту.
Глава 38
Обвинения
Восседая на скамьях в белых напудренных париках и одинаковых беретах, члены Совета десяти грозно возвышались над обвиняемым. Черные полосы на огненно-алых мантиях казались траурными повязками, предвещавшими смерть каждому, кому доведется предстать пред их судом.
Со своего места в центре зала Джакомо едва различал лица почтенных мужей: его глаза заливала кровь из открытой раны на голове. Где же теперь Франческа, спрашивал он себя, что с ней сделали? Джакомо не беспокоился о собственной жизни, он думал лишь о возлюбленной, с которой его так жестоко разлучили. Возможно, навсегда. А неизвестность в отношении ее участи была особенно мучительна. Закованный в кандалы Казанова сидел за столом посреди роскошного зала и смотрел на знатных венецианцев, в руках которых оказалась его судьба. Некоторые из членов Совета бросали на него взгляды, полные сочувствия, в глазах иных читалось полное безразличие, а несколько человек даже не пытались скрыть откровенное презрение и отвращение. Один из них покинул свою скамью и расположился напротив Джакомо, готовясь изложить имеющиеся у него сведения — это был Черный инквизитор Пьетро Гардзони.
Казанова был о нем наслышан: он знал, что Гардзони обладает большой властью и непомерными амбициями, но до недавних пор не сомневался, что всегда сможет оказаться хитрее его. Как же он ошибся! Но ведь никто не знал о его лодке на причале Сан-Тома, Джакомо был в этом уверен. Значит, проговорился кто-то из своих. Это точно… Но кто?
Мысли лихорадочно кружились в бесконечном лабиринте вопросов, не находя ответа. Кто мог выдать его секрет? Маттео Брагадин? Нет, он никогда бы так не поступил, его верность не вызывает сомнений. Кто-то из его наиболее влиятельных друзей? Марко Дандоло, что сейчас глядит на него с бесконечной горечью? Но откуда бы ему знать о лодке? Нет, это маловероятно.
Вдруг в тот самый момент, когда инквизитор открыл рот, чтобы начать обвинительную речь, Джакомо сообразил, кто еще знал про Сан-Тома. Гретхен! Ведь он самым неосмотрительным образом приводил ее туда, причем совсем недавно. Но почему она решила выдать его, если до этого всегда его защищала? Может, потому что он отверг ее чувства? Или она таким образом мстила ему за Франческу?
Тяжелые мысли переполняли измученный разум Джакомо, но их пришлось оставить в стороне, когда громкий, неприятный голос инквизитора наполнил зал.