Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Что вы делаете, Александр? — промолвила она глухим голосом.
Он положил на стол серебряный подсвечник, двинулся к ней.
— Сгинь!
— Не делайте этого, Александр, — попросила генеральша. — Я отдам все, что вы пожелаете!
— Сгинь!
— Александр!
Он схватил ее за плечи, стал заталкивать в спальню.
— Пошла! Уйди от греха!
— Александр, — невнятно бормотала она от страха и хмельного состояния. — Вы мне понравились, Александр… Зачем вы грабите? Это грех, Александр!
В спальне
— Не смей!.. Не смей выходить! Убью!
— Александр!
— Я уйду, а ты живи… Слышишь? — шептал он жарко в лицо вдовы. — Только не ходи и не кричи! Поняла? Поняла, Варвара?
— Александр…
Он сильно встряхнул ее и, не сводя с нее глаз, направился в сторону зала. Генеральша приподнялась, какое-то время не решаясь встать с постели, затем неожиданно вскочила и в каком-то горячечном состоянии ринулась на Блювштейна.
— Сволочь! Вор! Я поняла! Ты — вор! И жена твоя воровка! Я прикончу тебя!
Михаил изо всех сил швырнул ее на постель, впился пальцами в худую длинную шею, стал душить.
— Ведьма… старая ведьма… Ничего ты не поняла. Слышишь, не поняла! И никому ничего не скажешь!
Она хрипела и вырывалась, но в какой-то момент сильно дернулась и затихла. Блювштейн еще некоторое время подержал ее, затем отпустил и медленно поднялся. Увидел застывшее лицо генеральши, перекрестился:
— Господи прости…
Он попятился к двери, плотно закрыл ее. Оказавшись в зале, он заметался между креслами и окнами, не соображая, что предпринять.
Во дворе по-прежнему было тихо и покойно, караульный дремал при воротах, лишь за забором промчалась запоздалая карета. Михаил выглянул в коридор — тоже пусто, нет ни души. На цыпочках, крадучись молодой человек добрался до лестницы, начал подниматься по ступеням, и в этот момент его окликнули:
— Вы уходите?
Это был дворецкий.
— Да, — не сразу ответил Михаил, — госпожа спит, мне пора. — И попросил: — Пальто.
Дворецкий выполнил его просьбу, Блювштейн посмотрел ему в глаза, зачем-то приложил палец к губам.
— Тихо, госпожа спит. — И устремился вниз.
Молодой человек бегом пересек двор, сонный солдат открыл калитку и выпустил ночного гостя. Улица была пустой: ни людей, ни повозок. Блювштейн метнулся в одном направлении, в другом, затем сообразил и побежал в сторону освещенного Невского.
В тишине ночных улиц гулко звучали его шаги.
Михаил ворвался в номер гостиницы с шумом и грохотом. Сонька от испуга и неожиданности вскочила на постели, уставилась на Блювштейна. Он присел рядом, принялся не спеша вытаскивать из карманов кольца, браслеты, колье… Поднял глаза на девушку, криво усмехнулся:
— Я убил ее.
— Кого? — не поняла Сонька.
— Генеральшу. Задушил… — И вдруг он зарыдал жалко, не по-мужски.
Сонька положила его голову себе на колени и стала молча гладить, неподвижно глядя перед собой. Блювштейн постепенно успокоился, поднял голову:
— Я не хотел. Она сама виновата. Сказала, что я вор. И ты тоже… воровка… — Он бессмысленно перебрал принесенные вещи. — Видишь сколько?
Блювштейн поднялся, затравленно огляделся.
— Надо бежать. Они все знают! Знают, что из «Метрополя». Бежать…
Он подошел к окну, посмотрел вниз и вдруг шарахнулся назад: к подъезду гостиницы подкатило сразу несколько повозок, из них спешно стали выскакивать полицейские и солдаты.
— Полиция! — выкрикнул Блювштейн и бросился к Соньке. — Я уже не успею. Беги ты. Беги, пока не поздно, они сейчас будут здесь. Беги, Соня! Ради ребенка!
Сонька схватила какую-то одежду, накинула на себя и ринулась из спальни. В гостиной номера девушка бросала в сумку все, что попадалось под руку, Михаил помогал ей, бормоча:
— Не успеешь, быстрее! Они сейчас будут здесь. Ты тут ни при чем, беги!
Сонька побежала к двери, затем на миг опомнилась, быстро вернулась, крепко обняла Михаила.
— Прощай! Я тебя не забуду! — И покинула номер.
Сонька сидела в карете прямо напротив входа в гостиницу. Извозчик терпеливо ждал распоряжения, расхаживая возле лошадей и прихорашивая их. Наконец Соня увидела то, что ожидала: из гостиничных дверей показались сначала полицейские, затем вывели Блювштейна с заложенными назад руками. Он смотрел под ноги и лишь перед тем, как сесть в арестантскую повозку, поднял глаза и посмотрел в сторону одинокой кареты на противоположной стороне улицы. Сонька поняла: он знал, что она провожает его в последний раз.
Когда повозка с Блювштейном тронулась, воровка велела мужику:
— Езжай.
Вскоре Сонька стояла на лестничной площадке перед знакомой дверью. Дернула за шнурок, терпеливо ждала, когда откроют.
— Кто? — послышался голос матери.
— Софья.
Дверь открылась, и Сара замерла при виде девушки.
— Что-нибудь с Михелем?
Девушка, не ответив, переступила порог и посмотрела на возникшего в коридоре Блювштейна-старшего. Все трое прошли в гостиную. Сонька поставила под ноги сумку с вещами, слабо улыбнулась:
— Я с плохой вестью.
— Что с ним? — тихо вскрикнула мать.
— Он убил человека.
Сара беззвучно заплакала, муж обнял ее за плечи, крепко прижал к себе.
— Когда это случилось? — ровным голосом спросил он.
— Сегодня. Ночью.
— К этому все шло. — Блювштейн перевел взгляд на Соньку. — Вам, видимо, надо отдохнуть?
— Если можно.
— У нас здесь есть комната. — Отец взял сумку девушки, обратился к жене: — Сарочка, приведи в порядок комнату сына.