Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
Жак, стоявший на стреме, услышал выстрел за дверью, тут же поправил правой рукой шляпу.
Беловольский и Безносый заметили условный жест, двинулись в сторону выхода.
Клерк тем временем дрожащими руками открыл оба замка сейфа.
— Извлекайте содержимое и складывайте все в саквояж. — Табба взвела курок.
Чиновник, сопя и потея, принялся вычищать сейф. Когда все деньги были извлечены, он застегнул саквояж, с трудом поднял его на стол.
— Все. До копейки.
Посетительница аккуратно
— Впустите моего человека. И, пожалуйста, без шума.
— Я вас узнал, — пробормотал клерк. — Вы в розыске, мадемуазель. Ваш фотоснимок… с черной повязкой… прислан из полиции. Вы рискуете, мадемуазель.
— Вы больше. Откройте дверь, иначе я сделаю это без вашей помощи.
Клерк на ватных ногах подошел к двери, не сразу попал ключом в замочную скважину, жестом позвал Жака.
Тот быстро протиснулся в комнату, ловко подхватил тяжеленный саквояж.
Табба набросила на лицо кисею, строго и с достоинством посмотрела на бледного клерка:
— Начальство оценит ваше редкое умение работать с клиентами, — и попросила: — Пожалуйста, ключ от двери.
— Зачем?
— Я запру вас. От греха. Ключ!
И вдруг клерк в прыжке вцепился в протянутую руку.
— Караул!.. Грабят!
Жак оттолкнул его, схватил Таббу, рванул к двери.
— Грабители! Держите! — орал клерк.
Он бросился следом, Жак с силой захлопнул дверь, от полученного удара тот рухнул на пол.
Табба и Жак выскочили в зал.
К расчетной комнате тяжело бежали полицейские.
— Всем стоять! — заорал Китаец, выхватывая револьвер. — Не двигаться!.. Ограбление!
Жак прикрыл собой девушку, перехватил саквояж с одной руки в другую, тоже достал револьвер.
— Стоять! Будем стрелять!
Полицейские на миг замерли, и тут им наперерез выскочил Беловольский.
— Всем на пол! Лежать! — Предупредительный выстрел в потолок. — Никому не двигаться! На пол, господа!
Публика в зале завизжала, бросилась врассыпную, некоторые попадали на пол.
— Полиция, не стрелять!.. Бросить оружие! — продолжал неистово блажить Китаец. — Иначе кровь!.. Оружие на пол!
Один из полицейских застыл в растерянности, второй же вдруг выхватил из кобуры револьвер, но выстрелить не успел — Беловольский нажал на спуск, и блюститель закона неуклюже ткнулся в пол.
Первый полицейский отбросил оружие, поднял руки вверх.
— Уходим, господа! — махнул Беловольский Таббе и Жаку. — Все хорошо, уходим! — И предупредил находящихся в зале: — Никто не двигается! Иначе стреляем!.. Спокойно!
Грабители, пятясь и не сводя глаз с зала, дотолкались уже почти до выхода, как вдруг из дубовой двери выскочил очухавшийся клерк, истошно заблажил:
— Держите!.. У них полтора миллиона!
Докричать он не успел.
Беловольский
Грабители выскочили из банка, едва не сбили с ног ничего не понявших швейцаров, бросились к автомобилю.
Первой в салон запрыгнула Табба, затем все остальные, и водитель изо всех сил вдавил педаль газа в пол.
Машина с ревом рванула с места.
За их спинами послышались свистки, выстрелы: автомобиль с визгом вырулил от банка на Каменноостровский проспект и понесся по нему в сторону Большого.
За грабителями мчались Ворон и Аслан. А чуть поотстав — пролетка с Сотником и Хохлом.
Прохожие в недоумении шарахались по сторонам, встречные экипажи резко тормозили, едва успевая уступать дорогу автомобилю и пролетке.
Машина с грабителями вырулила на Большой, с визгом шин свернула в ближний переулок, с ходу влетела под широкую арку, где в пустом дворе поджидала черная карета.
Табба вместе с Беловольским выпрыгнули из автомобиля, бросились к карете. Захлопнули дверцы, и карета понеслась со двора.
Миновали несколько улиц, выехали на Дворцовую набережную, покатили по ней. Спустя какое-то время свернули на Миллионную, где стояла еще одна пролетка.
…Спустя полчаса пролетка подкатила к воротам дома Брянских на Фонтанке. Табба покинула ее и, кутаясь в легкое полупальто, направилась к калитке.
Новый привратник Илья, улыбчивый и по-деревенски простоватый, с готовностью побежал открывать, разулыбался, раскланялся:
— Милости просим, мадемуазель. Что ж вы так налегке, озябнете!
Бывшая прима не ответила и зашагала ко входу в дом.
В доме на главной, парадной лестнице ей навстречу вышел тощий, с вечной подозрительностью на лице дворецкий Филипп, удивленно посмотрел на спешащую наверх мадемуазель.
— Что-нибудь случилось, мадемуазель?
— С чего ты взял? — огрызнулась девушка и зашагала дальше. — Приготовь мне чаю.
Обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Крутов Николай Николаевич пригласил к себе в кабинет недавно назначенного начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции полковника Икрамова Ибрагима Казбековича для особой доверительной беседы.
В облике князя просматривались непростые годы, проведенные на взрывном Кавказе: седина на висках, пристальный, изучающий взгляд, небольшой шрам на подбородке.
Николай Николаевич некоторое время молчал, прикидывая начало разговора с самолюбивым южанином, сложил пальцы корзиночкой, хрустнул ими.
— Ну как?.. Осваиваетесь на новом месте, князь? В окопы не тянет?
— Если честно, почти каждую ночь воюю с горцами.
— Надо входить в новую стезю, князь.
Тот обозначил сдержанную улыбку, сухо ответил: