Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
Попытался обнять, она отстранила его.
— Не надо от чужих глаз.
— Так ведь никто не видит.
— Как говорил один полицмейстер, береженого и куры боятся. — Женщина оглянулась, никого не заметила, присела на бревно под хибарой.
Михель примостился рядом.
— Ну, чего он?
— Вроде уломали.
— А как надует?
— Не должен. Он хоть и псих, но слово держать умеет. Из благородных все-таки.
— Дай бы бог.
Михель попытался снова приобнять воровку, она резко отстранилась.
— Хватит,
— Ты моя жена.
— Была.
— Была? — Михель отпустил ее. — А сейчас?
— Не хочу об этом. Есть дела поважнее.
— Я хочу знать.
— Спроси еще, были ли у меня после тебя мужчины.
— Спрошу!
— Были. И не один… Что дальше?
— Ты их любила?
— Любила, страдала, мучилась! Этого тебе достаточно?
Вор вцепился в ее плечи.
— Я убью тебя!.. Если что узнаю — убью!
Сонька сильно оттолкнула его.
— Убьешь и хрен выберешься отсюда!
— А мне без разницы, где подыхать! Но и ты хрен куда денешься! Вцеплюсь, не отпущу, убью! — Михель обхватил ее, изо всех сил прижал к себе. — Ты моя!.. Только моя! Никому не отдам…
— Пошел ты!
Женщина выскользнула из его объятий, зло взглянула и зашагала в сторону поселка, не видя, что из-за ближнего барака за ними наблюдал Кузьма Евдокимов.
Гончаров лежал на кровати, забросив ногу на ногу, читал Толстого, когда в дверь неуверенно постучали. Удивленный поручик отложил книжку, сбросил ноги на пол.
— Кто?
Дверь приоткрылась, в ней показалось лицо Евдокимова.
— Извиняюсь, Никита Глебович, — он стащил шапку с головы. — Я с важным наблюдением к вам.
Недовольный офицер поднялся, махнул надсмотрщику:
— Заходи.
Тот робко перешагнул порог, старательно вытер ноги о половичок, но дальше идти не решился.
— Имею наблюдение, ваше благородие.
— Говори.
— К вам часто шастают две воровки — Сонька и ее дочка, и мне в голову вдруг ударила мысля. Чего они так часто к вам шныркают?
— Ну и чего?
Кузьма помял шапку, доверительно улыбнулся.
— Похоже, цель какую-то нехорошую имеют.
— С чего ты взял? — ухмыльнулся поручик.
— Так ведь воровки. А одна из них — сама Сонька Золотая Ручка. Представляете, чего могут наворотить?
Никита Глебович закурил, прищурился от дыма.
— Какие мысли имеешь, Евдокимов?
— Как бы побег к весне не готовили! Вас облапошат, а вы потом за все отвечай.
— Сам додумался или кто подсказал?
— Сам, ваше благородие. Я ведь ушлый, из крестьян. Мой тятька сто десятин имел, пока Соньке подобные не нагрели. За карты сел с землей, а поднялся — в одних штанах. С тех пор и ненавижу всевозможную воровскую заразу. Так и вешал бы их всех подряд.
— Что еще можешь сказать к своим наблюдениям?
— Придурок этот… Михель… он какой-то не такой стал. Вроде и дурачок, а в то же время не до конца. Будто соображает чего-то. И Сонька вокруг него ошивается. Может, попытаете их?
— Считаешь, надо бы?
— А то! Я бы тут каждого второго на дыбу поднимал, чтоб вели себя по-людски.
Поручик затушил окурок в пепельнице, кивнул.
— Молодец, Евдокимов. Ступай и следи дальше. Только гляди — никому ни слова. А то ведь брякнешь где, и никакого улова не будет.
— Будет улов, ваше благородие! — заверил надсмотрщик. — Я теперь буду держать глаз топориком. Востро! Ни одна зараза не проскачет! Вмиг засеку!..
— Ступай с богом.
— Благодарствую, ваше благородие! — Кузьма задом попятился к двери, толкнул ее спиной и вывалился в темный коридор.
Глубокой ночью из темной парадной дома торопливо вышел Китаец, огляделся и направился в сторону виднеющегося неподалеку Николаевского вокзала.
Народу на вокзале было совсем ничего — отдельные праздно шатающиеся личности. Китаец с оглядкой вошел в местное почтовое отделение, протянул девице за стойкой монету.
— Барышня, позвонить.
Она кивнула на один из аппаратов. Китаец снял трубку, попросил:
— Сорок пять сто двадцать один. — Дождался соединения, торопливо произнес: — Завтра в полдень, угол Одиннадцатой линии и Большого, — повесил трубку и поспешно покинул помещение.
В этот раз объектом для нападения был выбран банк «Васильевский» на углу 11-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Здание выходило на обе улицы, что во многом облегчало отход в случае неудачной операции.
Подстраховщики расположились почти по той же схеме, что и во время ограбления «Нового Балтийского» на Петроградке, хотя распределение боевиков было несколько иным.
Сотник с Хохлом сидели в пролетке прямо за углом 11-й линии. Жака и Китайца назначили также караулить в пролетке по диагонали от банка. Обе группы видели друг друга отменно и могли в самый критический момент легко прийти друг другу на помощь.
Все ждали, как и в прошлый раз, прибытия главных персон — Беловольского с командой.
В его команде должны были быть Ворон и Аслан.
Прошло уже более часа после условленного, а пролетка с Беловольским все не появлялась. Нервы были на пределе.
— Чего это они? — проворчал Сотник, глянув на карманные часы. — Полчаса как пора. Уж не случилось чего?
— Не должно быть, — ответил Хохол с сильным малороссийским выговором. — Може, сбегаю к Китайцу?
— И чего он ответит?.. Дубеет, как и мы. Сидим уж, подождем.
— А я мигом!
— Сиди, курва нерусская! — беззлобно выругался Сотник. — Ждем!