Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Не успеете, — спокойно ответил Блювштейн. — Я убью вас. И останусь дурачком. Это будет третье мое убийство.
Никита ухмыльнулся, раздавил окурок в пепельнице.
— Идиот. Сумасшедший. Верно?
— Я отец девушки, которую вы обесчестили. Она ждет ребенка.
— Знаю.
— Вы так спокойно об этом говорите?
— А почему я должен волноваться?.. Я рад, что она беременна. Это наше общее решение.
— Вы хотите, чтобы она родила здесь?
— Не уверен. Не исключено, что я отправлю
— Одну?
— Пока не решил.
— Она каторжанка. Вряд ли ей позволят покинуть Сахалин.
— Оп-па! Любопытный поворот. — Никита Глебович встал, сделал пару шагов по комнате, с иронией спросил: — Вы желаете составить ей компанию?
— Вместе с матерью, — сумасшедший снова улыбнулся, обнаружив почти беззубый рот. — С Соней.
— То есть я должен устроить вам побег?
— Да, побег. Возможно, даже вместе с вами.
— Но я пока не каторжанин!
— Пока… Как только вы пожелаете решить судьбу Михелины, вас непременно отдадут под суд.
Гончаров остановился напротив сумасшедшего, некоторое время разглядывал его, заметил:
— Да, вы, сударь, действительно не сумасшедший, — направился к двери, толкнул ее. — Свободны!
Михель медленно поднялся, подошел к поручику, потянул дверь на себя, чтобы надзиратель не слышал разговора.
— Запомните, поручик… Я сумасшедший! Был им и остаюсь! Для каторжан, для поселенцев, для вас! Божий человек!.. А с божьего человека взятки гладки. Запомните это! — толкнул дверь и скрылся в полутьме коридора.
Сонька снова торговала в квасной лавке и ничуть не удивилась, когда сюда заявилась Михелина и опустилась на лавку. Она отпустила мужика с бутылью кваса, присела рядом.
— Это ты посоветовала Михелю явиться к Никите? — раздраженно спросила дочь.
— Я.
— Зачем?
— Чтобы поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Как твой отец.
— Он почти все сломал!
— Что именно?
— Доверие, уважение… любовь, в конце концов!
— Какая же это любовь, если так легко ломается?! А доверие и уважение?.. Откуда они у графа к воровкам?
— Он любит меня! — выкрикнула Миха, смазав слезы с лица.
— Вот пусть и докажет свою любовь делом.
— Каким делом?
— Михель ему все объяснил. Или господин начальник ничего тебе не поведал?
— Он угрожал ему!
— А как по-другому?.. Он твой отец.
— Никита не может устроить побег сразу троим! Он сам загремит на каторгу!
Сонька снисходительно усмехнулась.
— Тебе он может устроить?
— Не знаю!.. Будет стараться!
— Вот и пусть постарается сразу для всех — для тебя, для твоей матери и отца. Какая ему разница, за скольких каторжан отбывать каторгу?.. Или ты готова бежать, оставив здесь самых близких людей? Способна драпануть, зная, что здесь подохнет твоя мать?
— Конечно нет.
— Вот ты на все и ответила. Вытри сопли и успокойся.
Мать фартуком прошлась по ее лицу, дочка прижалась к ней, и некоторое время они молчали.
— А что же делать, Сонь?
— Прежде всего береги нервы. Это может сказаться на ребенке. — Мать зачерпнула из кадушки кружку кваса, отпила сама, дала дочке. — Он-то понимает, что тебе рожать здесь нельзя?
— Конечно понимает.
— И что?
— Сказала же, будет стараться отправить меня ближайшим пароходом.
— Это пособничество в побеге, дочка.
— Его могут судить?
— По полной. Могут и пожизненную впаять.
Михелина посидела в раздумье, допила квас.
— А сколько месяцев добираться до Одессы?
— Почти полгода.
— А если я рожу прямо на пароходе?
— Воля Божья. Но лучше, чтобы все было по-людски.
С треском открылась дверь, и в лавку ввалились двое «вольных» — мужик и баба. Мужик заорал:
— Сонька, зараза!.. Угощай измученный народишко!.. Все изнутри почернело!.. Дымится, Соня!
Воровка поцеловала дочку в лоб и принялась наливать «измученному народишку».
Князь Андрей находился в приемной великого князя. Сидеть на диванчике, выставив ногу с протезом, было весьма неудобно, поэтому приходилось с раздражением менять положение, временами подниматься, поглядывать на часы и снова садиться.
Наконец из высокой позолоченной двери вышел помощник великого князя, поставленным голосом спросил:
— Князь Андрей Ямской? Его высокопревосходительство ждут вас.
— Благодарю.
Андрей, сильно прихрамывая, направился к двери, адъютант предупредительно открыл ее, и князь вошел в просторный светлый зал, окна которого выходили на Неву.
Михаил Александрович вышел из-за стола, шагнул навстречу.
— Милости прошу, князь… Простите, что заставил вас ждать. — Указал на позолоченный резной стул, сам сел напротив. — Как папенька с маменькой?
— С божьей помощью, — ответил Андрей.
— У вас, кажется, есть еще и младшая сестра?
— Да, ваше высокопревосходительство. Девица Мария.
— Замужем?
— Никак нет. Ей всего пятнадцать.
— Все равно жениха уже надо присматривать.
— Папенька с маменькой этим занимаются.
— И слава богу. — Великий князь внимательно посмотрел на визитера, поправил на переносице тонкие очки. — Я ознакомился с вашим прошением на имя государя. Можете в двух словах разъяснить мне смысл его?
— 1 км, ваше высокопревосходительство, все подробно изложено.
— Изложено, — согласился Михаил Александрович. — Но некоторые мотивации мне не совсем понятны.