Сонные глазки и пижама в лягушечку
Шрифт:
– Ну так что? – спрашивает Даймонд. – Не хочешь про Номмо? Жаль! Увы, жабу можно подвести к воде, но нельзя заставить ее думать. Давай перейдем к Тимбукту.
– Замечательно, – отвечаете вы сухо.
Вы готовы поспорить на все ваши акции, вплоть до вшивого «Юнион карбайда», что Натали он не пудрил мозги разговорами о бозо, Номмо, хреноммо и прочей ерунде.
9:00
– Тимбукту. Город, сделанный из сдобного теста, сотканный из света звезд. Мираж, в который можно войти – если ты не боишься жары. Заброшенный, замкнутый, разрушенный; под вуалью – маска, надетая поверх другой маски. Тимбукту. Высохшая Венеция, опутанная паутиной пыльных каналов. Дитя, родившееся от союза
Болтовня. Завораживающая, наркотическая болтовня. Хотя в одном он прав: Тимбукту действительно выглядит так, будто его сделали из теста и звездного света. Это не значит, что город красив, светел или живописен, однако какая-то таинственность в нем, конечно, есть – прежде всего в той отваге, с какой он расположился там, где городам не полагается быть; в абсолютной экзотичности его архитектуры, в странном органическом нагромождении прямоугольных глиняных домов, словно наваленных друг на друга гигантским нетерпеливым ребенком, не умеющим представить такие вещи, как купол, шпиль или арка, но достаточно капризным и по-детски прихотливым, чтобы выкрасить каждую третью дверь в ярко-голубой цвет. А сквозь таинственность проступает жуткое, непобедимое окостенение, желто-коричневая монотонность, оживленная лишь редким подмигиванием голубых дверей, – неподвижность столь всеобъемлющая, что даже слайды ее передают: если бы Даймонд снимал на видеокамеру, впечатление осталось бы тем же. Город призраков, где призраки не показываются на глаза, где люди проводят жизнь, слушая журчание ветра.
– Ты не первая, кого разочаровал Тимбукту, – говорит Даймонд, опять прочитав ваши мысли. – В средние века этот город служил европейцам символом манящего и недоступного великолепия, таинственным, но абсолютно реальным городом богатства, утонченности, загадки и знания; супермаркетом мечты, где можно было купить соль, пряности, рог единорога, карты Таро, книги, девственниц, евнухов, карликов и саквояжи неочищенной руды; где в роскошном саду на крыше дворца можно было порезвиться со свежекупленной рабыней; где мудреца или святого человека можно было встретить буквально на каждом углу. Да, все это так. Но когда в девятнадцатом веке первые европейцы начали прибывать в Тимбукту, было уже поздно: город перевалил пик своего расцвета по крайней мере триста лет назад. Дворцы разрушились, рынки закрылись, библиотека и университет были сожжены. Люди приезжали, надеясь, что будут кататься в золоте, а вместо золота их ожидал желтый горячий песок. Африканское Эльдорадо. Да, именно так. Кстати, ты знала, что Марлон Брандо называл верблюжий рот самой уродливой вещью в мире?
– Почему?
– Ну, если отвернуть ему губы, то обнажится…
– Ларри, стоп, перестань. Я не об этом. Боже! Я хотела спросить, почему Тимбукту был богатым и роскошным, а превратился в какое-то… кладбище?
– То же самое можно сказать и про Уолл-стрит. У всех вещей в материальном мире есть жизненный цикл. Формальная причина заката Тимбукту – если тебе интересно – в том, что европейские купцы в пятнадцатом веке обосновались на западном побережье Африки, и у караванных путей через Сахару появилась альтернатива; а вскоре после этого бедному городу буквально вышибли мозги, когда в 1591 году его наводнили марокканские наемники и бродячие фундаменталисты. Но эти события – лишь экипажи, на которых любят разъезжать перемены. Эволюция, например, разъезжает на бульдозере, закамуфлированном под трехколесный велосипед. А вот с историей все наоборот.
Слова Даймонда наводят на размышления. Если отбросить декоративную часть
– И смотреть на звезды. – Что?
– Слушать журчание ветра – что-то я разошелся, читаю тебя, как раздел знакомств в газете, – и смотреть на звезды. – Даймонд доливает чай в вашу чашку. – Знаешь, люди и сегодня прибывают в Тимбукту, ожидая чего-то… сверхъестественного, фантасмагоричного. А уезжают ворча и ругаясь, с чувством, что их обманули. Но может, дело не в том, что в Тимбукту ничего не осталось? Может, они просто не знают, где искать?
– Не каждый умеет читать мысли, Ларри. Что люди могут там искать? И где они могут искать?
– Ну, начать с университета. Он снова открылся, и, я тебе скажу, это нечто! Меня там научили парочке вещей. Да уж… Очень интересным вещам.
Вжжжик! Вжжжик! Даймонд меняет слайды, картинка летит смазанным стаккато – и замирает на изображении высокой стены навозного цвета. Тимбукту нельзя назвать городом стен, что само по себе удивительно, учитывая его легендарную таинственность, но в пригородах есть несколько огороженных структур, одна из которых, судя по всему, является учебным заведением. Следующий слайд показывает узорчатые кованые железные ворота, за которыми виден двор, заросший банановыми пальмами и цветущими деревьями, а в центре – хотите верьте, хотите нет…
– Это что, пруд?
– Да. А ты думала, в стране, где так низко висит лупа, не найдется лягушек, чтобы ее воспевать? В конце концов, Тимбукту – это оазис.
Следующий слайд: большое квадратное двухэтажное здание, сделанное из глины, в суданском стиле; на втором этаже окна закрыты голубыми ставнями. Дом окружен тенистой зеленью – оазис в оазисе, убежище от тусклого однообразия улиц и сожженных солнцем барханов… Так или иначе на университет он мало похож. Вы уже собираетесь озвучить эту мысль, однако Даймонд меняет слайды, и на экране возникают те же ворота, а перед ними позируют два десятка человек, по виду вполне западных.
– Преподаватели? – интересуетесь вы.
– И да, и нет. Слева – Роберт Антон Уилсон, справа от него Теренс Маккена, Дайан ди Прима и, если не ошибаюсь, Джон Лилли. В заднем ряду можно узнать Тимоти Лири рядом с Карлосом Кастанедой – кстати, его единственная сохранившаяся фотография, – а вот здесь Андрей Годреску, Тед Джоанс, Руперт Шелдрейк, Фритьоф Капра, Гери Снайдер, ну и еще несколько математиков, физиков и художников, о которых ты скорее всего никогда не слышала.
– Да я ни о ком из них не слышала, – говорите вы, кривя душой: помнится, то ли Кью-Джо, то ли ваши родители упоминали в разговоре некоторые из этих имен.
– Разумеется, эти светила не работают в университете на полную ставку. Все, кто не живет в Африке, приезжают лишь время от времени – и всегда инкогнито. Прочтут парочку лекций или докладов, прослушают парочку курсов. В общем, приезжают не только чтобы учить, но и чтобы учиться. Учителя, студенты – границу трудно провести. Но это не преподавательский состав. Вот… преподавательский состав.
Те же ворота, те же позы, то же количество людей плюс-минус два. Однако теперь их лица окрашены в различные оттенки асфальта и корицы, а одежда представляет образцы африканского стиля, от белых хламид и льняных костюмов до тюрбанов, цветастых набедренных повязок и звериных шкур.