Сонные войны. Дилогия
Шрифт:
– Мои предположения подтвердились, - спокойно сказал Дима.
– Но вам не удастся задуманное.
Он отпустил Джека, тот распластался на полу в неестественной позе, как задавленная машиной курица. Из глотки помощника вырывались не то рычания, не то стоны оскорбленной гордости.
– Кто ты такой?
– спросил Чан завороженный белым глазом.
– Я тот, кто придет на смену Семи Толстым Ткачам.
– У тебя ничего не выйдет! Ты один!
– Я найду сподвижников. Прощайте Чан сан.
– Дима поднял очки и выпавшую линзу, затем сухо поклонился и пошел к лифту. А когда двери почти скрыли его от Чана, бросил: - И даже не думай мне помешать старик. Ты не подозреваешь, в какую игру ввязался.
Чан сжал кулаки, но на устах промелькнула улыбка. Нет, он
Японец
Японец думал, что попал в ад. Каково это, страдать, но не кричать, знать, но забывать мгновением позже, понимать, что можно изменить все, но застопориться? Японец отлично знал, каково. Сейчас он заключен в самом страшном месте - месте, которое не может присниться, даже в немыслимых кошмарах. Японец превратился в статую. Сознание все время раздваивалось, японец уже несколько раз возвращался из моря безумия, но лишь для того, чтобы снова и снова уйти с головой. В темнице нет времени, нет жизни, нет радости, нет надежды... Понимать, помнить, чувствовать, быть и ничего не делать - таков его новый удел, навеки.
Сознание вновь ушло далеко. Рооми и он. Это не то состояние, когда один в голове другого; голову японец оставил в реальном мире. Хотя для него и этот реален. Место, где ты стоишь каменной статуей, а в ногу впилась помесь крокодила со львом, место, где из гранитной ноги течет самая настоящая кровь, место, где находишься на грани от нестерпимой жары - все это очень хотелось бы назвать сном, но...
Но иногда, на редкие благословенные минуты, японец уходил. Или возвращался... Душа летела к прежнему телу и он, как незваный и нежелательный гость, которому открыли дверь, но не дают войти дальше, стоял на пороге. Но даже на пороге покоилось то, что, несмотря на передышку от боли, пугало. Ибо японец видел картины, о коих Рооми и сам перестал помнить. Не забыл, а именно перестал помнить, на некоторое время. Это единственный выход, ведь мозг человека не способен впитать знания тысяч, или даже миллионов, лет жизни. И увидел японец много.
Когда это происходило, определенно сказать нельзя. Может давно, а может в будущем. Это покажется странным вам, это казалось странным японцу, но для Рооми - очевидность. Демон, прячущийся под личиной предводителя клана Слепой Дюжины, оказался существом настолько древним...
Очередной поток сознания скрутил бы японца, если статуя могла двигаться. Японец не помнил, но знал...
Армия. Настолько огромная, что даже по современным меркам, сможет легко завоевать мир. Или даже Мир. На лицах каждого солдата кривая усмешка, а в глазах слепое безумие.... Но нет, далеко не слепое. Глаза армии видел Рооми - от японца их прятали сшитые веки. Слепя Армия, и клан Слепой Дюжины - лишь жалкие остатки былого величия. Рооми тоже там. Тоже сражается и уничтожает Армию Мира. Но вот, он бросается в самоубийственную атаку. Против него двадцать человек, и даже лютая злоба не способна справиться с ними. Демон бьется как берсерк он и есть берсерк - ему наплевать на слабую оболочку. Рооми убивает одного, второго, третьего... пятого и умирает...
Но тут же просыпается. С одного поля боя он мгновенно попадает на другое. Здесь война не менее жестока и кровава. Полчища огненных монстров, обычные люди красивые звери драконы... да они тоже здесь. В бескрайней пустыни выстроились четыре армии. Одна, та, в которой бьется демон Рооми, похожа на вечно полыхающее море огня. Ее солдаты пугающе разнообразны. Каждого окружает пылающая пелена, а под ней хвосты, рога, копыта, смешиваются в воняющий бульон. Форма меняется, переливаясь из одной в другую, застывая на половине, как в кино при нажатии паузы. И эта хаотичная масса, что по определению не может ходить и двигаться, нарушает все законы природы, но шагает вперед. Армия не просто воняет, она смердит, как все сточные ямы древнего Лондона. Из-под демонов падают лепешки горящего навоза, они разъедают землю, и никогда здесь не вырастит прекрасный цветок. Солдаты настолько различны, что самый маленький не больше спичечной головки, а генерал размером с материк. В предбоевом супе варится злоба и ненависть, закипает нетерпение и жажда крови, выплескивается желчь смерти и похоти. Где-то позади японец видит, но не может поверить памяти Рооми. Там, разверзнув шатры-гаремы, непрекращающееся совокупление. Полногрудые красотки обращаются самками животных, на них пыхтят подобные Рооми, выплевывая семя, как курильщик слюну. А когда скоротечный акт заканчивается, у самок вырастает пузо, и в кислотных водах, из кривого влагалища, выплескивается плод. Порой его откидывают от демониц, порой он вскарабкивается на собственную мать и делает себе брата.
Огромная огненная стена движется на противника, а с другой стороны ей противостоит ледяная буря. В ней ходят самые настоящие снежные люди. Пузатые снеговики и олени с зубами пираньи, гномы, покрытые инеем, как дикобраз иглами, бесстрастные жрецы, с посохами в руках и страшные деды, скалящие зубы-сосульки. Громадные драконы, сделанные из хрусталя, везут колесницу с величественной и красивейшей женщиной. В Ледяной Армии никто не может похвастаться сердцем. Нет тут нестройного хаоса Огненной, напротив - каждый шаг солдаты делают синхронно и согласно воле Королевы. Но огонь и пламень это далеко не все.
Рядом, встала сила чем-то похожая на ту, что воюет сейчас со Слепой Армией в Мире. Рыцари, сошедшие с картин средневековья, солдаты из самого настоящего будущего, с лазерным оружием на летающих машинах, гномы, эльфы, гоблины, орки, драконы, силачи, вампиры, простолюдины, короли, добрые демоны, принцессы, паладины... Чего здесь только нет. Всюду летают ковры-самолеты, гордые боевее маги, взвиваются на орлах, а где-то позади прекрасные девы поют героям песни. А над армией в воздухе повисла летающая каменная крепость, ощерившись жерлами тысячи пушек.
Но не эти три армии самые опасные, самые жуткие, самые страшные. По пустыне идет странный человек в шелковом кимоно, с растрепанными волосами. Сперва кажется, что у него черный плащ длинной в несколько лиг, но в по-настоящему, он тащит за собой огромное одеяло тьмы. Словно где-то, когда-то, кусок вечной ночи зацепился за воротник, и мужчина несет его, вместе с обитателями тьмы. Миллиарды чудовищ плещутся во тьме. Неясные и непонятных размеров, словно плоские тени, видные только с одного угла, все иссиня черные, как волосы их генерала. Но в семи местах одеяло разрывается. Семь толстых великанов топают вместе с Армией Тьмы, от их шагов дрожит земля. По лоснящимся телам течет золотой пот, и капает во тьму, на мгновения открывая тайну. В непрозрачном покрове ночи гигантские черви вьют гнезда, маленькие карлики помогают им, питаясь рожденными малышами, всю землю устилают мириады отвратительных насекомых, то тут, то там, пробегают веселые клоуны с пистолетом в руке. Но всего на миг видна подноготная Армии Тьмы, ибо, если присмотришься, она может ослабнуть, или вообще потерять смысл.
Четыре армии схлестнулись, и началась мясорубка. Рооми рассекает ледяного демона огненным ятаганом и...
Пейзаж снова меняется. Рооми больше не видит, и видит одновременно. Его новое тело способно слышать малейшие колебания воздуха и ориентироваться по ним. Рооми понятно, где он находится и что его окружает. Храм с тысячей столов, на каждом лежит человек. Тысяча слепых солдат зашивает им глаза, и как только завершен последний стежок, человек встает и идет воевать дальше. Рооми помнит, что храмов по всему Миру тысячи, или даже десятки тысяч. Перед каждым толпа рабов, которым предстоит стать носителями. Рооми встает и идет вместе с другими...
Сознание соединяется, возвращается боль в прокушенной ноге. Опять тот же зал с миллионом статуй. Но теперь появилось отличие. Прямо перед ним, стоит тот самый мужчина, что тащил одеяло тьмы в воспоминаниях Рооми. То же шелковое кимоно, те же растрепанные волосы, та же улыбка.
– Ты ведь новенький, не правда ли?
– спрашивает мужчина. Голос шипит, как у змеи, немного потрескивает, словно пережевывает сухие листья.
Японец не может ответить, но незнакомец понимает. Черные глаза внимательно разглядывают японца и, кажется, мужчина шевелится в его мыслях.