Сонные войны. Дилогия
Шрифт:
– Да поздно уже, меня мама не отпустит.
– А она не узнает.
– Нет. Я не хочу врать маме.
– Вот вечно ты так. Ну ладно завтра пойдем, посмотрим...
Но любопытство Пашки уже разгорелось дальше некуда. Он подумал, а может действительно клад? Или папа что-то там спрятал. На улице еще не так поздно, а до мастерских рукой подать. Конечно, там ночью наверно жутковато, но проверить стоит. К тому же, чем он хуже сестры? Если Маринке можно гулять допоздна, значит можно и ему!
В девять позвонила тетя Галя и сказала, чтобы Сашка шел домой. Когда друг ушел Пашка открыл шкаф с инструментами и нашел папин фонарик.
Тебя мы накормим,
Тебя мы напоим.
Достойный прием
Тебе мы устроим.
Мальчишка наестся,
Мальчишка уснет,
И Ветер его навсегда заберет!
Старухи пели тихо и хрипло, но разборчиво. И те, кому предназначалась песенка, услышали. Три черные кошки закрыли глазки и встали. Каждая с закрытыми глазами пошла по своим делам. Кошка бабы Люси залезла в сервант и достала крошечное блюдце из тонкого хрусталя. Она мотнула головой, проверяя, сможет ли его удержать и побежала к окну. Кошка бабы Насти залезла в коробку с лекарствами и достала пузырек снотворного. И наконец, кошка бабы Вали побежала на кухню и залезла в шкаф, где лежали собственноручно испеченные пирожные. Она взяла один эклер в тонкие зубки и побежала к окну. Все три кошки на несколько секунд положили свою ношу, подпрыгнули и ударом лапки открыли защелки на форточках. А потом, взяв блюдце, снотворное и пирожное выпрыгнули в форточки и устремились в ночь.
Пашка вышел на улицу, одетый в теплый пуховик - дул не по-весеннему холодный ветер. Он даже надел шапку и шарф. В руках карта и фонарик, в такой экипировке он робко пошел к мастерским. Подойдя вплотную, Пашка остановился в нерешительности. Что-то в завывании ветра показалось зловещим. Но все же любопытство одолело, он вошел в темный зев здания. В мастерских только один этаж и Пашка в принципе не нуждался в фонаре, чтобы там сориентироваться. Он уже давно излазал их и знал каждый закуток. В мастерских присутствовало что-то завораживающе притягательное для детей. В брошенных или недостроенных зданиях вообще всегда есть загадка, но сегодня ночью они казались Пашке особенно таинственными. Голые женщины, нарисованные старшеклассниками на стенах, представлялись почти живыми, а изображения детей яркими, в свете фонаря. В пустых окнах выл ветер и складывался в унылую мелодию. Пашка еще раз посмотрел на карту. Полуприкрытый глаз, что бы это значило? И почему цифра один? Он направил луч фонаря на лица рисунков, но ничего интересного не нашел. Он видел эти рисунки много раз и для него они ничего не значили.
Вдруг в темноте мелькнула тень. Пашка вздрогнул и перевел луч на то место.
– Фу-ух, - облегченно вздохнул Пашка, когда фонарь высветил лишь черную кошку. Она посмотрела на него зелеными глазами и, как показалось Пашке, сама не поняла, что произошло. Впрочем, уже спустя секунду она нырнула в проход и растворилась в темноте.
– Нет, надо отсюда уходить. Что-то страшновато...
Пашка уже развернулся, но луч освятил угол комнаты. Там, рядом с осколком кирпича, на маленькой тарелочке лежало заварное пирожное. Будь Пашка менее любопытен, или чуть старше, он никогда не сделал бы то, что сделал. Но в голове пробежали строки стишка из карты, он подошел к пирожному, рука сама взяла его. Вроде нормальное пирожное, ничего особенного. "Поешь, усни и сразу вот, оно тебя само найдет!". Так кажется, звучал стишок. Пашка пожал плечами и откусил пирожное. Вкус оказался потрясающим, определенно баба Валя готовила просто супер. А Пашка еще сильно проголодался с перепугу и от возбуждения. И не почувствовал побочный вкус.
В голове внезапно замутилось. Мысли запутались, потом распутались, но лишь для того, чтобы разбежаться. Пашка почувствовал себя очень уставшим. Ему захотелось присесть, но ничего подходящего вокруг не нашлось. Он уселся прямо на пол, в голове звучало лишь: "Мальчишка наестся, мальчишка уснет, и ветер его навсегда заберет!". Пашка положил голову на холодный пол мастерских, глаза закрылись. Последнее что он помнил, как у него погас фонарик. Наверное, сели батарейки.
Пашка очнулся и не понял, где он. Он сначала даже не понял кто он, не говоря уж о где. Но как ни странно мысли были ясны. То есть кроме вопроса о том, кто он и как сюда попал, все нормально. Но тут, словно кто-то защекотал его мозг, и он начал вспоминать. Мастерские, карта, пирожное, потом это. А что это?
Пашка поднял голову с песка и открыл рот вместе с глазами, насколько мог широко. Тот же час в рот залетела муха и он начал отплевываться. Но самое удивительное, в рот попала муха, а выплюнул он кузнечика. Тот посмотрел на него фасеточными глазами, подмигнул неизвестно откуда взявшимся веком и в один прыжок улетел в далекие дали. Пашка проследил его взором и теперь предпочел оставить широко открытыми лишь глаза.
Перед ним раскинулась самая настоящая пустыня. Розовая пустыня. Да, песок розовый, но не везде. Пашка взглянул направо и увидел, что там он зеленый. Позади песок оказался ярко-желтым, а слева фиолетовым. Пашка лежал в том месте, где четыре вида соединялись, под ним горело небольшое пятно красного песка, повторяя очертания тела. Пашка встал. Он чувствовал себя потрясно. В теле удивительная легкость, мысли чисты как хрусталь. Его глаза видели гораздо лучше, хотя он до этого и не подозревал, что такое возможно. И глазам есть на что посмотреть. Пустыня это уже что-то, но небо! Просто волшебное небо! Как будто куда не кинешь взгляд, и там вот-вот взойдет солнце. Словно Пашка оказался в огромном котловане, окруженном песочными сопками, а за барханами по всему периметру зажгли фонари. Сам источник света он не видел. Только вертикальные лучи освещали многочисленные перьевые облака. Облака походили на мазки художника. Меж ними сияли неяркие звезды.
– Ух ты!
– только и смог сказать Пашка.
– Какое точное определение, - послышался приглушенный голос сзади.
Пашка повернулся и увидел, как с желтого бархана спускается мужчина. Он шел метрах в пятнадцати от Пашки, и непонятно как могло получиться, что он его не заметил, когда смотрел в прошлый раз. Мужчина странный. Одет в шелковую одежду - что-то вроде пижамы или кимоно черного цвета. Похоже, другой одежды он не носил, так как ветер, натянув тонкую материю, показал все анатомическое строение его тела. Рубашка расстегнута до половины и виднелась белая безволосая грудь. А вот с волосами на голове полный порядок. Или полный беспорядок - это как посмотреть. Копна темных волос свидетельствовала - мужчине не грозит облысение, но пряди настолько растрепаны, что казалось, горят темным огнем. Они блестели и не желали складываться в хоть какое-то подобие прически. Когда мужчина подошел ближе, Пашка разглядел детали. На лице ни усов, ни бороды и вообще лицо вроде обычное, а вроде и нет. С одной стороны ничего любопытного, но просматривалась странная и где-то даже пугающая симметрия. И еще глаза. Даже у Маринки они светлее. Такие темные, что зрачка вообще не видно. А еще он не носил обуви, а под пижамой обнаружилось небольшое брюшко, но толстым его назвать тоже нельзя. Он подошел к Пашке и протянул руку.
– Привет!
– его голос странно шелестел. Он умудрился прошипеть слово без единой шипящей буквы.
– Здравствуйте.
– Пашка неловко пожал протянутую руку. Ладонь сухая, теплая, и тоже лишенная волос. И еще Пашка заметил, у мужчины ногти накрашены черным лаком. Но не одним цветом, а как бы полутонами. Мизинец угольно черный, безымянный палец немного светлее и так до большого - серого.
– Как тебя зовут мальчик?
– буква "ч" растянулась, и слово прозвучало как "мальщ-щик"