Сонный лекарь 4
Шрифт:
Гуладор замер неподвижной скалой, задумчиво потирая свой подбородок. На секунду мне показалось, что в толпе неподалёку мелькнул Романов.
— Шакалы, чви, — орк-гигант взглядом, полным презрения, прошёлся по свите Гауса. — У вас нет воинской чести. Орки не станут вести с вами дела, чви. Ради Содружества я позволю вам сейчас уйти.
В глазах Андреаса блеснуло безумие.
— Хо-хо! Нет, обезьяна… Ты сам-то себя слышал? Позволишь нам уйти? Ты вообще слышал, что я сказал. Либо жизнь Довлатова, либо содержимое рюкзака, — Гаус, нервно тряся рукой, указал на рюкзак Джуза. — Я знаю,
Один из свиты Гауса хмыкнул.
— Мы так не договаривались, Андреас. Нахрена мне жизнь этого парня? Долгато… или как его там.
Гаус, хищно улыбнувшись, указал на Гуладора.
— Она нужна ему. Спасибо, Мохиндер. Теперь я понимаю, что жизнь парламентёра важна оркам Скальных Великанов.
Андреас, Гуладор, Мохиндер, архонты из их свиты…
[Моё мнение ни во что не ставят?] — от этой мысли в сознании шевельнулись почти позабытые воспоминания.
Родовое поместье под Москвой, кабинет отца. Разорванный золотой паспорт аристократа летит в лицо патриарха. Да-а-а, вот оно! В сознании Салтыковых моё мнение всегда весило в девяносто девять раз меньше, чем их собственное. За все четырнадцать лет жизни в том доме никто ни разу передо мной так и не извинился.
Стоя перед Андреасом, я вдруг покачнулся. Картинка перед глазами поплыла.
[С тобой не случилось ничего хорошего, Миха,] — слышу голос деда наяву, он сказал мне это во время первого серьёзного разговора на старой квартире. — [Дар Довлатовых не пробуждается просто так. Гнев! Жаркий, полный силы саморазрушения и тёмных чувств, что не выразить словами! Вот, что выводит дар Довлатовых из глубокой спячки.]
[Довлатов, ты правда ничего не знаешь о Язве?] — перед глазами предстаёт Нерея, блистательный архонт [6] и гуру, чьё мастерство донесения смыслов до учеников почитается всеми преподавателями Куба. — [Твой дед десятилетиями подготавливал членов Комитета к прорыву сквозь ранги: архонтов — в абсолюты, а абсолютов — в архимаги. Нашей матери Аталанте он тоже помогал, когда она перешла в ранг ишвар [9].]
В голове промелькнула смутная вспышка озарения. Будто некие пазлы ощущаемой лишь пальцами картины встали на свои места. Наставляющий голос Нереи звучит в ушах набатом:
[Каков потенциал человека в росте его силы, можно примерно узнать заранее… Это видно со стороны, Довлатов.]
Последние слова эхом отдаются в таких глубинах сознания, о каких я и не подозревал. Картинка перед глазами прояснилась и стала объёмнее, чем раньше. Расширился спектр видимых цветов, оттенков ауры и много чего такого, чему ещё не придумали названия. В моём духе что-то изменилось.
— Потенциал… — слышу свой голос, будто издалека.
— Замолчи! — Гаус дёрнулся вперёд всем телом. — Богом клянусь, Довлатов…
— В тебе его не осталось… — слова льются
Андреаса затрясло, аура абсолюта [7] мощным факелом поднялась до самого потолка.
— Ещё хоть слово и я оторву голову тебе прямо тут.
— Тебе не стать архимагом [8], — небывалая лёгкость наполнила моё сознание. — Слишком силён комплекс неполноценности. Бежишь за тенью другого человека, в то время как тебе следует идти своим путём.
Гаус сжал зубы. В его глазах читалась ненависть. Чистая и незамутнённая, избавиться от которой можно лишь пролив чью-то кровь. Желательно того, кто прилюдно озвучил правду, в которой не хочется признаваться самому себе.
— Ты перешёл черту, Довлатов, — хриплым голосом произнёс Андреас.
— Нет, — качаю головой. — Вы первым это сделали, Гаус. Причём уже давно. Вы топчетесь по жизням других, не считаетесь с их потенциалом. Не думаете об уроне чести той фамилии, которой принадлежите. В вас нет ни намёка на дух аристократа. Я же… тот неподъёмный камень, о который раз за разом спотыкается ваша неуёмная гордыня.
Не боясь показать врагу спину, оборачиваюсь и смотрю на Гуладора.
— Ты станешь архимагом [8], когда перестанешь цепляться за тень учителя.
— Чви, — орк-гигант коротко кивает, продолжая задумчиво поглаживать свой подбородок. — Шаман Аругус в сезон дождей сказал, чви, то же самое. Только более туманно.
Перевожу взгляд на Принцессу, сжавшуюся в тугой комочек нервов.
— Учитель [3], — коротко киваю. — Тебе следует продолжить работу над собой… после.
— С-спасибо, — девушка, шумно выдохнув, упёрлась руками в колени, — У меня чуть сердце не остановилось от волнения.
Гуладор весело чви-кнув, одним движением закинул огромный топор на плечо. Стоящий рядом Мохиндер вдруг вытащил ветку из волос и стал поправлять на себе одежду.
— Уходи, шакал, — в голосе пепельнокожего слышалась неприкрытая угроза.
Андреас, усмехнувшись, глянул на своих дружков.
— Сокровища можете оставить себе. У меня изменились планы, — Гаус перевёл взгляд на меня. — С тобой, Довлатов, у нас будет долгий, полный боли и страданий, разговор. Начнём мы с пальцев…
На плечо увлёкшегося угрозами Андреаса аккуратно, будто пушинка, легла здоровенная лапища Дуротана.
— Продолжай, чви, — голосом великого вождя можно было резать скалы. — Ну же, шакал. Ты же такой храбрый воин! Я хочу услышать твои последние слова, чви.
— Пошёл прочь, — Гаус небрежно сбросил с плеча руку вождя, — зеленокожая обез…
Андреас ошарашенно смотрел на свою ладонь, только сейчас поняв, что его «доспех духа» куда-то делся. Нас в то же время начали окружать вожди и великие воины орков. В их ряды каким-то боком затесался довольно улыбающийся княжич Романов.
— «Зеленокожая» кто, чви? — Дуротан нахмурился, ничего не понимая.
Повернулся к вождю Скальных великанов.
— Гуладор? Как он меня назвал?
— Обезьяной, чви, — орк-гигант ухмыльнулся. — У меня теперь слышат оба уха, великий вождь. Довлатов, чви, хорош в шаманском деле! Ради будущего Содружества я пытался отогнать шакалов… Но они, чви, упёрлись. Особенно тот, что рядом с вами.