Сооруди себе причёску
Шрифт:
Затем я стал продумывать весь план действий. Взять ее с собой? Но как? У меня нет машины. Что же, взвалить ее на плечи и шествовать с ней через весь город? Я тихо выругался. Снова вернулся туда, откуда начал. Нет, минуту. У нее должна быть машина. Ведь на ней она вернулась из Санпорта.
Если я пойду в гараж, чтобы выяснить это, мне придется оставить ее одну. Однако этот парень вряд ли вернется, не будучи уверен, что меня здесь нет. Я спустился по лестнице и отпер дверь, ведущую на заднюю веранду, затем погасил фонарь и вышел наружу. Несколько секунд мои глаза привыкали к темноте. Этот недоносок свободно мог треснуть меня по голове.
В темноте проступили смутные контуры гаража, и я медленно двинулся туда. Большие двери спереди были закрыты. Я стал обходить гараж кругом и обнаружил сбоку небольшую дверь. Я нажал на ручку, и дверь открылась. Войдя в гараж, я закрыл дверь. Включил фонарик, луч света упал на «кадиллак». Я осветил приборную доску — ключей зажигания на месте не было. Мне ничего другого не оставалось как поискать их в этом доме с двенадцатью комнатами. Я взглянул на часы: двадцать минут пятого. Вряд ли я управлюсь, даже если найду ключи.
Я не мог себя представить в роли женщины, но в пьяницах я немного разбирался, и это мне теперь пригодилось. Я пошел по тому пути, по какому должна была идти эта женщина: от парадной входной двери, в которую она вошла, в кухню, где находилась бутылка виски, и на столе возле двери в столовую я нашел ее сумку. В ней были ключи.
Я оставил их там и поднялся по лестнице. Я поднял девушку и хотел отнести ее вниз, но тут кое-что вспомнил. Положив ее на кушетку, я посветил на пол и поискал бутылку. Она была далеко отброшена, однако закрыта пробкой, и содержимое не вылилось, там было почти полбутылки. Я сунул ее в карман пиджака и снова поднял девушку. Она все еще была совершенно пьяна, и пройдет несколько часов, прежде чем она проспится. Проходя через кухню, я захватил сумку.
Я положил женщину на заднее сиденье машины, зажег фонарик и достал ключи. Выйдя из гаража, я дошел до дверей и нащупал замок. Первый же ключ подошел. Я распахнул дверь и сел в машин. Включил мотор и выехал на подъездную дорогу. Она была посыпана белым гравием, и я видел ее вплоть до больших ворот. Я выехал задним ходом на улицу, затем проехал метров тридцать вперед, после чего прибавил газ.
Взлом, подумал я, угон машины и похищение человека. Что дальше? Вымогательство? Требование выкупа? Но я все точно рассчитал. В любое время я все еще мог выйти из игры, но, если я стану правильно вести себя, со мной ничего дурного не случится. Ставка — 120 тысяч долларов, и скоро будет видно, кто сорвет банк, может быть, и я.
Я ехал на юг по тому шоссе, по которому мы с Дианой приехали, и соображал, скоро ли развилка дорог. Она должна быть милях в пятнадцати за следующим городком. Надо быть очень внимательным, хотя я часто бывал там, но всегда приезжал с противоположной стороны.
В зеркальце заднего вида я увидел фары другой машины. С минуту я смотрел на них. Вероятно, это ничего не означало, по этому шоссе ездит много машин даже в половине пятого утра. Фары не приближались и не удалялись, машина сзади меня ехала с той же скоростью, что и я.
Возможно, у того парня была машина, и он преследовал нас. Я дал полный газ, довел скорость до 115 миль в час и некоторое время не снижал ее. Теперь мне приходилось все внимание обращать на дорогу, и я не мог следить за машиной сзади. Когда пришлось поворачивать и дорога пошла вниз, я посмотрел в зеркало. Машина сзади немного отстала. Я забеспокоился. А вдруг это полицейская машина? Нет, этого не могло быть — она не пыталась меня обогнать, а ехала все время на одном расстоянии. Я еще не верил, что нас преследуют, но все же ne хотел, чтобы он видел, где я сверну с главного шоссе.
Когда мы проехали маленький городок, я стал считать мили. На шоссе было теперь много поворотов, и машина сзади на некоторое время исчезла. Я следил за скоростью и боялся пропустить развилку. Проехал 14 миль, 16. Неужели я ее проглядел?
В конце длинного поворота показались магазин и бензоколонка. Я притормозил и повернул руль. Гравий ударил в днище, когда я свернул с асфальта. Я снова нажал на тормоза, остановил машину и выключил фары. Тотчас же на шоссе промелькнули фары проехавшей машины. Вероятно, она не преследовала меня.
Я включил фары, посмотрел на часы и поехал дальше. Было начало шестого. Мне предстояло проехать еще миль 30, и я хотел до рассвета добраться до места. Если потороплюсь, то успею.
Проехав немного, я свернул на дорогу, идущую через густой лес. Теперь места становились знакомыми, я часто бывал здесь иногда с Вилли Левингстоном, а иногда один или с девушкой. Домик, куда я направлялся, принадлежал ему.
Мы вместе учились в колледже. Он получил в наследство кучу денег и несколько гектаров земли с озером, возле которого был выстроен бревенчатый дом. Лето он проводил в Европе, но я знал, где ключ от домика. Через несколько минут слева показались железные ворота. Я вышел из машины, открыл их, проехал и снова закрыл. Теперь предстояло одолеть 12 миль по ухабистой дороге, которая проходила через песчаные холмы, а затем спускалась к озеру. Оно было голубым и гладким, а над лесом тянулись рваные облака — прекрасная картина. Мне вдруг захотелось приехать сюда и половить рыбу, но я отогнал эти мысли.
Я проехал через луг и маленький мостик, затем остановил машину и вышел. Ключ висел, как всегда, на гвозде под мостом.
Дом стоял в конце лужайки среди густых высоких деревьев, он был большой и казался заброшенным. Было еще темно, и я, остановившись перед верандой, специально не стал выключать фары.
В утренней тишине громко заскрипел замок. Я открыл дверь, вошел и зажег керосиновую лампу. Это была большая комната, у задней стены стояли кухонная плита и шкаф для посуды, а напротив — кушетка, стол и несколько стульев. Дверь направо вела в просторную кладовую, где находились рыболовные и охотничьи принадлежности, подвесной мотор и всякая всячина.
Дверь налево была закрыта. Я открыл ее и вошел туда с лампой. Это была спальня. В ней стояли две кушетки и одна двуспальная кровать, у противоположной стены. На кровати лежало армейское одеяло. Я поставил лампу на маленький столик и вернулся к машине.
Я внес женщину в дом и положил ее на кровать. При свете керосиновой лампы ее лицо казалось бледным, а темные волосы рассыпались по подушке. Ей было, по меньшей мере, лет тридцать, и она была пьяна до бесчувствия. Мне не приходилось видеть женщины красивей. Это было дьявольски скверное дело. Я пожал плечами и взял лампу. В конце концов, не я ее отец, а жизнь не детская игра.