Сопки Маньчжурии
Шрифт:
Девица же была совершенно невозмутима.
– Позвольте представиться, господа, – сказала она, делая легкий книксен, – это я – Лилия, богиня первой подростковой любви, а также величайшая врачевательница всех времен и народов. Талант у меня потому что – больше даже, чем у Асклепия. Могу вылечить любого и от любой болезни, даже от старости. Не лечу только смерть, потому что дядюшка (вы зовете его Богом-Отцом) сделал это процесс необратимым.
Речь ее была чрезвычайно напыщенной и хвастливой, однако я интуитивно почувствовал, что шутки тут неуместны, даже мысленные. За этой дерзкой тирадой скрывалось нечто большее – великое и серьезное. Мне даже показалось, что образ отроковицы –
– Сударыня, – сказал вдруг господин Лосев, – вы разве не видите, что господин фон Гюббенет сомневается. Но это же госпиталь, переполненный людьми страждущими и умирающими от ран. Вылечите кого-нибудь, желательно того, кто готов вот-вот преставиться от смертельного ранения – и тогда господин доктор вам поверит…
И было в этих словах молодого человека столько уверенности в своей правоте, что и я тоже загорелся желанием проверить свои сомнения.
Я наконец сглотнул, чтобы избавиться от комка в горле, кивнул, чуть кашлянул и произнес:
– Идите за мной…
Выйдя из кабинета, я стремительно зашагал туда, где у нас лежали тяжелораненые, которых современная медицина признавала безнадежными.
Оглянувшись, я увидел, что девица Лилия смешно семенит за мною, одной рукой придерживая сползающие очки, но странным образом не отстает. Следом за ней идет генерал Ирман, и в самом конце, застегивая на ходу штаны – инженер-механик Лосев.
И вот мы пришли. Офицерская палата для безнадежных: шесть коек, шесть готовых прерваться судеб, шесть жизней, едва теплящихся, будто огарки свечей. Страшное место, откуда хочется убежать, чтобы не чувствовать своего бессилия перед костлявой… Но странная девочка не убежала. Она вошла в эту палату уверенно и спокойно – так, как укротитель входит в клетку с тиграми. Медленно обошла все койки и остановилась возле подполковника Бутусова – начальника Квантунского отдела Особого Заамурского округа Отдельного Корпуса Пограничной Стражи. Не говоря ни слова, она опустилась на колени рядом с его койкой, сложив свои ладони поверх его раны. Губы ее при этом были плотно сжаты, взгляд устремлен в пустоту и не было заметно, чтобы она при этом читала молитвы или заклинания.
Так продолжалось минут пять или даже более того. Потом девочка поднялась на ноги, а раненый подполковник медленно открыл глаза и слабым голосом попросил пить. Если учесть, что с момента поступления господин Бутусов находился без сознания, то это был величайший прогресс. Я подошел к нему и пощупал пульс, придя к выводу, что улучшение налицо. Конечно же, это было совершенно удивительно и убеждало в правдивости слов девочки, в которые мне, по правде говоря, очень хотелось верить.
– Значит так, коллега, – тихо сказала мне странная девица, – смерть от этого человека я отогнала – но ненадолго, дня на три. Уж слишком он плох. Сейчас дайте ему попить… Но все равно происходящее в вашем госпитале – это ужас, ужас, ужас… Такой концентрации боли и безнадежности я не встречала еще нигде. А посему – крэкс, пэкс, фэкс… – Она развела руки в стороны. – Галина Петровна, Николай Иванович, где же вы ходите, когда вы так нужны калечным русским воинам?
Не успел я и моргнуть, как прямо в воздухе раскрылась дверь, и оттуда в маленькую палату для безнадежных набилось множество народа в белых халатах. Все они, несмотря на свое странное появление, вели себя так, будто тысячу раз проделывали подобное и не видят в этом ничего экстраординарного; это только я по привычке вздрагиваю, немею и изумляюсь…
Среди появившихся людей главными, как я понял, были высокая худая дама в очках с толстыми стеклами и лысый мужчина с квадратным лицом, как две капли похожий на доктора Пирогова времен злосчастной для России Крымской кампании. Что за диво? Да уж не он ли это сам, собственной персоной? Но, простите… как так может получиться, ведь этот великий русский хирург давно умер?!
«Великая врачевательница» тем временем жаловалась даме:
– Галина Петровна, тут ужас, безнадежность, отчаяние; люди мрут десятками, этих шестерых вон признали безнадежными и стащили в эту комнатку умирать, чтобы не мозолили глаза… а этот тип, – кивок в мою сторону, – как все тевтоны, до сих пор испытывает недоверие. Я уж к нему и так и эдак, а он все упрямится…
Слышать собственными ушами, как на меня так откровенно жалуются, называя «этим типом», при этом даже не беря в расчет мое присутствие, было до того неприятно, что я начал краснеть, чего давно со мной не случалось. Эта пигалица говорит при мне обо мне в третьем лице! Неслыханное хамство! Что за воспитание! Я был так возмущен и уязвлен, что даже забыл о своих первоначальных ощущениях при знакомстве с юной мадмуазелью.
Однако дама выслушала «великую врачевательницу» совершенно невозмутимо; мне даже показалось, что на лице ее мелькнула снисходительная улыбка.
– Погоди, Лилия, – сказала она, просверлив меня внимательным взглядом из-под очков, – господин фон Гюббенет так не со зла. Просто он очень устал, и наше явление для него слишком неожиданно. Сказать честно, я бы его самого продержала бы в восстанавливающей ванне до восьми часов кряду, а потом назначила пару часов релаксирующего массажа…
И тут заговорил мужчина, похожий на доктора Пирогова.
– Коллега, – обратился он ко мне, – вы и в самом деле признали этих раненых безнадежными?
– Да, мы признали их безнадежными, – с легким раздражением ответил я. – Но какое вам до того дело, господин, не знаю как вас там зовут?
– Доктор Пирогов, Николай Иванович, к вашим услугам, – отрекомендовался тот. – Должен заметить, господин фон Гюббенет, что я ничем не заслужил вашей грубости. – Он глянул на меня с упреком, отчего мне даже стало немного стыдно.
Однако в ответ я все же огрызнулся.
– Доктор Пирогов давно умер! – сказал я. – А вы, сударь, для меня неизвестно кто…
Тут девчонка, которая наблюдала весь наш диалог, выпрямилась, строго глядя в нашу сторону, топнула ножкой и, указав на меня пальцем, сказала:
– Замри!
Все мои члены вдруг одеревенели: я не мог даже пошевелить мускулом лица! Отвратительное ощущение. Да что же это такое, в конце концов! Она прекратит издеваться надо мной или нет?!
А это пигалица, не торопясь подошла ко мне и, назидательно подняв вверх палец, стала говорить:
– Виктор Борисович, вы только что обмишулились, в упор не признав мэтра и учителя… и даже, более того, продолжаете упорствовать в своих заблуждениях. Не уподобляйтесь, пожалуйста, французским академикам, которые постановили, что камни с небес падать не могут – и хоть ты их в лоб прибей означенным камнем. Поскольку вы высказали столь прискорбное неверие, то мы с Галиной Петровной и доктором Пироговым забираем у вас этих шестерых раненых героев, чтобы на их примере показать вам, что бывает, когда за дело берутся знающие люди, имеющие под рукой все необходимое. И вы тоже, по своей воле или нет, пойдете вместе с нами как баран на веревочке, чтобы своими глазами убедиться, что лечение с помощью магических технологий – это не шарлатанство, а высокое искусство!