Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия
Шрифт:
– Мама, сиди, она сама разогреет – не маленькая!
– Сама!.. Ещё успеет сама-то. – Бабушка уже направлялась в кухню.
Мать смерила Сашу требовательным взглядом.
– Иди, мой руки! Поешь – и за уроки.
– Ладно, – ответила дочь и скрылась в ванной.
В кухне, пока бабушка накладывала в тарелку плов, Саша сказала:
– Ба, у меня к тебе дело.
– Выкладывай, – ответила та, заговорщически глядя на внучку.
Саша помотала головой.
– Не сейчас. Ты иди, а то мама рассердится.
– Потом так потом, – согласилась
Саша за полчаса управилась с историей, проигнорировала литературу – не станет она читать этот дурацкий учебник, в котором автор излагает свои довольно спорные взгляды на Булгакова! Вполне достаточно того, что она прочла самого автора. Параграф по физике тоже не был особенно сложным, к тому же перед глазами стояла подвижная фигура Шустера, самозабвенно объясняющего квантово-волновую природу света. С задачами сложнее, но задачи можно у кого-нибудь списать – да хоть у Букина! Зря что ли она с ним мучилась на репетициях. Пусть компенсирует ей крушение мечты хотя бы задачами по физике. «А заодно и по алгебре!» – нахмурилась Саша, безнадёжно глядя в учебник. Алгебра была настоящей проблемой!
Когда бабушка досмотрела свой мексиканский сериал и зашла в их общую комнату, Саша сидела над раскрытым учебником химии, но Вера Сергеевна сразу поняла, что мысли её внучки сейчас далеко.
Прикрыв за собой дверь, она прошла к кровати и, аккуратно завернув покрывало, села на её край. Саша встряхнулась и повернулась к бабушке, которая уже выжидательно смотрела на неё, сложив руки на коленях.
– Ба, у тебя сохранились какие-нибудь старые платья? – начала Саша без предисловий.
– Зачем тебе? – удивилась Вера Сергеевна.
– Для представления. Борькина мама сказала, что мы должны быть одеты в платья, которые носили после войны. И хорошо, если у кого-то сохранились старые, потому что тогда все донашивали то, что оставалось.
– Так и есть, – ответила бабушка, – одно платье на каждый сезон. И берегли же его! – Она задумалась, уперев руки в поясницу, повязанную серым пуховым платком и глазами, обращёнными внутрь сознания, обшаривая закрома памяти. Вдруг её глаза посветлели. Вера Сергеевна встала и направилась в кладовку – крошечный чуланчик в углу комнаты, где хранились домашние заготовки и всё, что рука не поднимала выбросить. Одним из таких предметов был загадочный старый чемодан с никелированными уголками, втиснутый под самый потолок.
– Ага! – удовлетворённо воскликнула бабушка, словно наконец застукала чемодан за чем-то непозволительным. – Лежит, милок! Я, грешным делом, подумала, что Леночка его таки выволокла на помойку. Сашка, подсоби!
Стула оказалось мало – пришлось карабкаться по полочкам. Опершись ногами в противоположные полки, Саша пыталась вытащить плотно втиснутый чемодан, но он сопротивлялся – как будто врос в своё ложе!
– А ну-ка толкни его кверху! – предложила бабушка. – Это коленкор, небось, прилип, давно ведь лежит…
Саша упёрлась обеими руками и что есть силы толкнула выступающие углы чемодана к потолку. Послышался сухой треск и – о, чудо! – чемодан наконец подался. Красная, растрёпанная Саша передала бабушке это сокровище и слезла на пол. Бабушка смахнула с него пыль своим носовым платком и щёлкнула застёжками.
Из пасти чемодана пахнуло нафталином. Внутри оказались аккуратно сложенные вещи, которые Вера Сергеевна принялась одну за другой вынимать, бережно перекладывая на кровать: белая батистовая блузка с мережками и вышитым воротничком, ещё одна – шёлковая, в мелкий цветочек; костюм из рогожки, «салатового» цвета – юбка в складку и жилет на скользкой саржевой подкладке, отделанный руликом; несколько вышивок – крестиком и ришелье… Вышивки восхитили Сашу.
– Бааа! Это ты вышивала?!
Вера Сергеевна обернулась.
– А то кто ж! Конечно, я.
– Но почему ты их прячешь?!
– А что с ними делать, Сашенька?
– Да ты что, ба! Это же hand made! Им теперь цены нет!
Бабушка вздохнула и опустилась на стул.
– Да разве ж кто купит?
– Я не говорю – продавать, но можно же использовать самим…
– Использовать?
– Ну, да. Вставить в рамочку и повесить на стену. Или сшить диванные подушки!
– Твоя мама не одобрит…
– А мы их здесь положим, у себя! Ну, можно, ба? А? Что ж такой красоте пропадать!
– Как хочешь, милая, – вздохнула бабушка, и только тут Саша увидела у неё на коленях что-то зелёное с чёрным.
– Что это у тебя? – спросила она.
– Его-то я и искала! – Вера Сергеевна протянула то, что держала в руках. – Настоящий креп-жоржет! Я его уже после войны сшила, материю твой дед с фронта привёз, из самой Германии. Говорил: трофей, в разрушенном доме нашёл. Он тогда ещё большой кусок батиста привёз, я из него белья нашила и вот эту блузку, с мережками. Там, говорил, были и вещи, красивые, почти не ношенные, но у него рука не поднялась…
Но Саша уже слушала вполуха. Приняв из рук бабушки, она осторожно встряхнула вещь. Это оказалось платье изумительного, сочного зелёного цвета в чёрный горох: расклешённая юбка, строгий лиф с воротничком и пышным бантом, короткие рукава-фонарики. Саша открыла дверцу шкафа, на которой было большое зеркало, и приложила платье к себе. Даже в искусственном свете лампы было видно, что оно просто создано для неё! Вера Сергеевна всплеснула руками, ахнула:
– Красавица моя! Вот ведь, права я была, что берегла его!
Саша просияла.
– Я примерю?
– Конечно, милая. Давай, скидывай эту кофтёнку, я пока пуговки расстегну…
Лиф сел на Сашу как влитой. Продевая маленькие, обтянутые материей пуговки в аккуратные, из той же ткани, круглые петельки, она изумлённо спросила:
– Бабуль, неужели ты была такая худенькая?
Бабушка фыркнула.
– А что ж ты думаешь, я всю жизнь толстухой была?
– Ну, зачем сразу – толстухой! Я ж видела фотографии. Но у тебя тогда уже мама была…