«Стареем не со временем, а от.Оно сквозь нас пронзительно течет.Мы ж движемся ему наперерез,Пока нас не проточит,Не разъест.Стареем не со временем, а дляНего – улыбка, стих и взгляд,Как камень в воду, брошенный тобойВ меня, как в реку, ставшую судьбой.Так вечно быть.И не иметь предтеч.Не истекать,а неизбывно течь.Копить в себе и души, и века.Как времени…Как имени река…»
Река времени есть речь поэта, река имени или «река, которая имеет Имя», река имени поэта, имени, которое ставится над его произведениями, на обложке сборника его стихов. Оно встречает нас, предваряя всякую нашу встречу с поэзией, прежде, чем мы пойдем «под обложку», погрузимся в чтение, будем захвачены рекою этой речи. Оно провожает нас и на обратном пути, когда мы закрываем книгу.
Имя поэта – предтеча нашей встречи с Поэзией и свидетель нашей разлуки с нею, знак и залог того, что в ту же реку, ибо тем же остается это имя, можно будет войти снова, вопреки тому, что говорил Кратил.
Г. Беневич(Впервые опубликовано в «Сборнике Трудов Высшей Религиозно-философской Школы». СПб. № 2, 1993. С. 75–81)
Книга 1
Черт
меня дернул с душой и талантом родиться в России. А. Пушкин
Поясняю:Эта родина-галераНам дается для труда –Не для побега.В. Ширали
Сопротивление
«Оклемался…»
Оклемался.Гляди –Вкруг сиренит июль.Лета пыльные грудиСочатся полынью.Не отталкивай их,Приложись и целуй,Пока цикнет с гримасой:Мерзавец –Ведь больно!Больно, милая,Славно.Елозит грозаПо июльскому небу,Вразнос окаему,И какая-то нашаИли Штатов звездаПроползает по кругу,Прогорая по ходу.Жизнь подобна свирели –Живи и играй.Затыкай ее дыры,Выдавая рулады.И какой-нибудь Бог,И какой-нибудь гадСкажет, сверху глядя:Нету в музыке ладу.Нету, верно.Свирель прогорает в руках.Только вдруг соберешьсяПостройней и послаще…Ан, ее уже нет.Лишь ожог на губах.И какой-то другойМою музыку свищет.
«Нет, я не потому держусь за жизнь…»
Нет, я не потому держусь за жизнь,Что любопытствую, что будет дальше.Что будет дальше, знаю наперед.Дальше будет то же.То же, вот какЗавидевши сотрудника порядка,Как распознать сотрудника порядка?Все мы уже сотрудники порядкаИли еще…Пытаюсь слиться с окрсредой.Стать незаметней ящерки в песке.Обыденней простого объявления об обмене жилплощади.Меняю нары.У Вознесенского нары-люксВ МосквеНа место под мостом в твоем Париже, Лида.Как билась в тебе русская тоска,Когда ты грудью ото всей «России»Обороняла русского поэта.Спасибо, милая.Пятнадцать суток не пятнадцать лет.Фр-р-р!Фьють!Отваливай!Привет Парижу,Но знают ли в Париже, где Воронеж?Еще одно.Меняю кандалыНа рукава смирительной рубахи.Отпилась Сеною запуганная птаха.Что русского в тебе осталось,Кроме страха?Генетика Бутырки и Орды.Меняю.Нет, я не потому держусь за жизнь,Что обуян тщеславием,ХотяЖелаю славы яХотя б ради свободы,Какую все-таки имеют водыРеки,Которая имеет Имя,В рельефе выбирая бытиё.Рельеф нам выбирает бытиё.Рельеф определяет бытиё.МеняюМатерую свою судьбуНа всякую дворняцкую собаку.ОбязуюсьВодить ее на строгом поводкеИ делать регулярные прививкиОт бешенства,ПоэзииИ чести.И уж не потому, что по плечуПоэтуЗвездная его свобода.Порой она не тяжелей ярма,Зато порой тяж'eлей небосвода.Мне б в сад по яблоки.Привет вам, Геспериды!А ты, Господь, возьмешь обратно мя?А ты, Господь, возьми обратно мя…
Кафетерий на углу Владимирского и Невского
Кафетерий на углу Владимирского и Невского…– Ротонда?– Вам все еще никак Париж не позабыть.Каждый день, чаще к вечеру:– Будьте любезны, маленькую двойную. Крепкого. Наскоро.Но лучше дать остыть.Куда нам торопиться.Живем глядеть.Стремглав живем, не глядя.На шаткий стол локтем установиться,Смотреть и кланяться знакомым…– Рада Вас видеть.– Я Вас тоже очень.Вы загорели,Но грустны с лица.– В Крыму вчера жара,А здесь дожди и осень.И сразу черная,Как-будто началась с конца.– Ну, Вам-то что,Вы славно загорели,Все солнце в вас.Ослеп, гляжу из-под руки.Лишь грудь бела.Соски как две свирели:Звонки и высоки.– Ах, Ширали…– Так брать вам кофе?– Можно.– А Ширали – лишь птица на губах.Какое вам заказывать пирожное?Сегодня я немного при деньгах.По Невскому идут дожди.Одним глотком допить, когда остынет.По Невскому идут дожди.Секунду подождать,Пока настанет,наступит сердце.По Невскому идут дожди.Отчаяться,Со всеми распрощаться.По Невскому идут дожди.ОтчаятьсяИ одному остаться.По Невскому идут дожди.По Невскому иду под фонарями,Словно под фарами,Просвеченный насквозь.– Бегите первая.Даю Вам нынче фору.А ежели всерьез,То отлюбил, отщелкал.И нету радости – живу или умру.К стеклу троллейбусному прижимает щеку.Дожди стекают по ее щеке,И я никогда ее больше не встречу.Дурачится с мил-другом за стеклом.Проехала.Промчалась.ПротеклоМеж пальцами.А ежели всерьез –Насобирать прошедших ливней в горсть,Припасть,Захлебываясь, выбраться на сушу,Насмешничать над разными богами,Которые дно бороздят дождями,Вылавливая утопленницу – душу мою.Судачат, что распутницей была.Распуталась.Вниз по Неве сплыла.И я никогда ее больше не встречу,Когда она вниз по Неве плывет и плачет,За отраженные цепляясь фонари.Она мертва, но уплывать не хочет.Сотри свои глаза и не смотри.Зачем тебе угар ее агоний?Последняя горячечная речь:Что было – было.«Было» не догонишь.Что будет – будет.«Будет» – не сберечь.
Тетраптих памяти Леонида Аронзона
Я позабыл древнюю стихотворную игру. Я просто люблю.
Аполлинер
Кафетерий на углуВладимирскогоИ Невского…– Ротонда?– Вам все еще никакПариж не позабыть?Ширали
Нам целый мир чужбина.Отечество нам Царское Село.Пушкин
Борису Куприянову
Боль твоя высока.Разве только собака услышит.Или Бог.Если он еще не оглох, как Бетховен.Ничего он не видит.Ничего он не слышит.Знай себе музыку пишет.До него написал ее Бах.Милый мой,Как ты плох.Ты небрит, и разит перегаром.Ты к «Сайгону» подходишь, чтоб одномуне стоять,Глаз на глаз с этим городом.Мимо девушки ходят,Проходят,С крепким туристским загаром.Тебе хочется,Очень хочется,Их целовать.Эти девушки любят поп-музыку,А ты им в висок наставляешьДни и раны свои,Некрасивый свой рот разеваешь,Межзвездным озоном рыгаешь,Полюбить и отдаться пугаешь.Слава Богу, не слышат они.И проходят…Уходят…Ты смотришь им вслед,Но недолго.Мой бедный,Мой славный поэт.Достаешь записную и пишешь.Ничего ты не видишь.Ничего ты не слышишь.Знай себе, музыку пишешь…
Петру Чейгину
Ты подходишь к «Сайгону», чтоб одномуне стоятьГлаз на глаз с этим городом.Ты не высок,Потому и не горбишься.Экий грибок. Панибрат.Время грибное стоит.Доверху наполнив лукошко,Босоногая девочкаСпитИ видит тебя.Ты глядишь на нее,Сквозь витрину,В окошко.Время грибное стоит.Под асфальтом грибная земля.Иногда, вспоминая про это,Грибником просыпаюсь и я.Каково же тебе,панибрату,Осенним лесам?..Собирай, твое время поспело.Собирай, пока есть тебе дело.И лесов не останется нам.И грибов не останется нам.Разве что шампиньоны в пещерах бомбоубежищ.
Виктору Кривулину
Когда душе захочется пожитьЧетырехстопным ямбом,Я сажусьна Витебском в одну из электричекИ еду в Царское Село.Сажусь.Гляжу в окно, уткнувшись лбом в стекло.Дождь длится.Осень процветает за стеклом.Город выносит новостройные кварталык железной колее.Пытаюсь понять их смысл. Их музыку.Да, это музыкаПускай она суха, словно проезд по пишущеймашинке,Но это музыка.И под нее живут.И, более того, порой танцуют.И, более того,Я – выкормыш барокко –Танцую музыку, назначенную веком двадцатым.Впрочем,если говорить об архитектуре,То я думаю, что, когда архитекторсможет организовыватьПространство в архитектуруС тем же произволом, с которым яОрганизовываю язык в поэзию,Когда он,Несчастливый в любви как Аполлинер,Скажет:– Я позабыл древние законы архитектуры,Я просто люблю, –То, наверное,Искусство его станет называться барокко.Хотя, наверняка, оно перестанетНазываться архитектурой.Тебе же, Кривулин, я говорю, что не стоитгальванизироватьКанонические формы стихосложения.Ибо они, всё одноВоняют.Надо глубоко забыть,Забить в себяМастерство, нажитое до нас.А свое собственноеТворить сиюминутно.Так давно тебя не было в «Сайгоне»!Жив ли ты?